полусне-полусмерти в отгороженном отделении госпитальной каюты…
Пять женщин корабля — Ингрид, Лума, второй электронный инженер, геолог и учительница ритмической гимнастики Ионе Мар, исполнявшая ещё обязанности распределителя питания, воздушного оператора и коллектора научных материалов, — собрались словно на древний похоронный обряд. Тело Низы, полностью освобождённое от одежды, промытое специальными растворами ТМ и АС, уложили на толстом ковре, сшитом вручную из мягчайших губок Средиземного моря. Ковёр поместили на воздушный матрац, заключили в круглый купол из розоватого силиколла. Точный прибор — термобарооксистат[46] — мог годами поддерживать нужную температуру, давление и режим воздуха внутри толстого колпака. Мягкие резиновые выступы удерживали Низу в одном положении, изменять которое врач Лума Ласви собиралась один раз в месяц. Больше всего следовало опасаться омертвевших пролежней, возможных при абсолютной неподвижности. Поэтому Лума решила установить надзор за телом Низы и отказалась на первые год-два предстоящего пути от продолжительного сна. Каталептическое состояние Низы не проходило. Единственно, чего удалось добиться Луме Ласви, — это учащения пульса до удара в минуту. Как ни мало? было такое достижение, оно позволяло устранить вредное для лёгких насыщение кислородом.
Прошло четыре месяца. Звездолёт шёл по истинному, точно вычисленному курсу, в обход района свободных метеоритов. Экипаж, измученный приключениями и непосильной работой, погрузился в семимесячный сон. На этот раз бодрствовало не три, а четыре человека — к дежурным Эргу Ноору с Пур Хиссом присоединились врач Лума Ласви и биолог Эон Тал.
Начальник экспедиции, вышедший из труднейшего положения, в какое когда-либо попадали звездолёты Земли, чувствовал себя одиноко. Впервые четыре года пути до Земли показались ему бесконечными. Он не собирался обманывать самого себя — потому что только на Земле он мог надеяться на спасение своей Низы.
Он долго откладывал то, что сделал бы на следующий день отлёта, — просмотр электронных стереофильмов с «Паруса». Эргу Ноору хотелось вместе с Низой увидеть и услышать первые вести прекрасных миров, планет синей звезды, летних ночей Земли. Чтобы Низа вместе с ними пришла к осуществлению самых смелых романтических грёз прошлого и настоящего — открытию новых звёздных миров — будущих дальних островов человечества…
Фильмы, снятые в восьми парсеках от Солнца восемьдесят лет тому назад, пролежавшие в открытом корабле на чёрной планете T-звезды, сохранились превосходно. Полушаровой стереоэкран унёс четырёх зрителей «Тантры» туда, где сияла высоко над ними голубая Вега.
Быстро сменялись короткие сюжеты — вырастало ослепительное голубое светило, и шли небрежные минутные кадры из жизни корабля. Работал за вычислительной машиной неслыханно молодой двадцативосьмилетний начальник экспедиции, вели наблюдения ещё более молодые астрономы. Вот обязательные ежедневные спорт и танцы, доведённые членами экспедиции до акробатического совершенства. Насмешливый голос пояснил, что первенство на всём пути к Веге оставалось за биологом. Действительно, эта девушка с короткими льняными волосами показывала труднейшие упражнения и невероятные изгибы своего великолепно развитого тела.
При взгляде на яркие, совсем реальные изображения гемисферного экрана, сохранившего нормальные световые оттенки, забывалось, что эти весёлые, энергичные молодые астролётчики давно пожраны гнусными чудовищами железной звезды.
Скупая летопись жизни экспедиции быстро промелькнула. Усилители света в проекционном аппарате начали жужжать — так яростно горело фиолетовое светило, что даже здесь, в его бледном отражении, оно заставило людей надеть защитные очки. Звезда, почти в три раза больше Солнца по диаметру и по массе колоссальная, сильно сплюснутая, бешено вращающаяся с экваториальной скоростью триста километров в секунду. Шар неописуемо яркого газа с поверхностной температурой в одиннадцать тысяч градусов, распростёрший на миллионы километров крылья жемчужно-розового огня. Казалось, что лучи Веги ощутимо били и давили всё попадавшееся на их пути, летели в пространство могучими копьями в миллионы километров длиной. В глубине их сияния скрывалась ближайшая к синей звезде планета. Но туда, в этот океан огня, не мог окунуться никакой корабль Земли или её соседей по Кольцу. Зрительная проекция сменилась голосовым докладом о сделанных наблюдениях, и на экране возникли полупризрачные линии стереометрических чертежей, показывавших расположение первой и второй планет Веги. «Парус» не смог приблизиться даже ко второй планете, удалённой от звезды на сто миллионов километров.
Чудовищные протуберанцы[47] вылетали из глубин океана прозрачного фиолетового пламени — звёздной атмосферы, протягивались в пространство всесжигающими руками. Так велика была энергия Веги, что звезда излучала свет наиболее сильных квант[48] — фиолетовой и невидимой части спектра. Даже в защищённых тройным фильтром человеческих глазах она вызывала страшное ощущение призрачности, почти невидимого, но смертельно опасного фантома… Пролетали световые бури, преодолевая тяготение звезды. Их дальние отголоски опасно толкали и раскачивали «Парус». Счётчики космических лучей и других видов жёстких излучений отказались работать. Внутри надёжно защищённого корабля стала нарастать опасная ионизация. Можно было только догадываться о неистовстве лучистой энергии, чудовищным потоком устремлявшейся в пустоту пространства, там, за стенами корабля, о квинтиллионах киловатт бесполезно расточаемой мощности.
Начальник «Паруса» осторожно подвёл звездолёт к третьей планете — большой, но одетой лишь тонкой прозрачной атмосферой. Видимо, огненное дыхание синей звезды согнало прочь покров лёгких газов, длинным, слабо сиявшим хвостом тянувшийся за планетой по её теневой стороне. Разрушительные испарения фтора, яд окиси углерода, мёртвая плотность инертных газов — в этой атмосфере ничто земное не просуществовало бы и секунды.
Из недр планеты выпирали острые пики, рёбра, отвесные иззубренные стены красных, как свежие раны, чёрных, как бездны, каменных масс. На обдутых бешеными вихрями плоскогорьях из вулканических лав виднелись трещины и провалы, источавшие раскалённую магму и казавшиеся жилами кровавого огня.
Высоко взвивались густые облака пепла, ослепительно голубые на освещённой стороне, непроницаемо чёрные на теневой. Исполинские молнии в тысячи километров длиной били по всем направлениям, свидетельствуя об электрической насыщенности мёртвой атмосферы.
Грозный фиолетовый призрак огромного солнца, чёрное небо, наполовину скрытое сверкающей короной жемчужного сияния, а внизу, на планете, — алые контрастные тени на диком хаосе скал, пламенные борозды, извилины и круги, непрерывное сверкание зелёных молний…
Стереотелескопы передали, а электронные фильмы записали это с бесстрастной, нечеловеческой точностью.
Но за приборами стояло живое чувство путешественников — протест разума против бессмысленных сил разрушения и нагромождения косной материи, сознание враждебности этого мира неистовствующего космического огня. И, загипнотизированные зрелищем, четверо людей обменялись одобрительными взглядами, когда голос сообщил, что «Парус» идёт на четвёртую планету.
Через несколько секунд под килевыми телескопами корабля уже росла последняя, краевая планета Веги, размерами близкая к Земле. «Парус» круто снижался. Очевидно, путешественники решили во что бы то ни стало исследовать последнюю планету, последнюю надежду на открытие мира, пусть не прекрасного, но хотя бы годного для жизни.
Эрг Ноор поймал себя на том, что он мысленно произнёс эти уступительные слова: «хотя бы». Вероятно, так же шли и мысли тех, кто управлял «Парусом» и осматривал поверхность планеты в мощные телескопы.
«Хотя бы!..» В этих трёх слогах заключалось прощание с мечтой о прекрасных мирах Веги, о находке жемчугов-планет на дне просторов Вселенной, во имя чего люди Земли пошли на добровольное сорокапятилетнее заключение в звездолёте и больше чем на шестьдесят лет покинули родную планету.
Но, увлечённый зрелищем, Эрг Ноор не сразу подумал об этом. В глубине полусферического экрана он мчался над поверхностью безмерно далёкой планеты. К настоящему горю путешественников, тех — погибших — и этих — живых, планета оказалась похожей на знакомого с детства ближайшего соседа в
