собственных умственных способностях и после обеда прислал в Первую префектуру заявление о пропаже родового слуги. Нонору еще нужны были военные сапоги, поэтому на пути заявления пришлось ставить определенного свойства бюрократические препоны. Хорошо еще, Дину не удосужились или не посчитали нужным дать взятку для ускорения процесса. Тот решил напакостить в ответ и пришел к Нонору за советом: сколько лучше продержать слугу под арестом, чтоб показать северянину, кто в городе хозяин? Нонор душевно посоветовал не меньше декады, чтоб у заносчивого хозяина лопнуло терпение, а когда лопнет – слугу побить и выпустить ровно посередине ночи. Дин таинственно заулыбался и ушел в сторону канцелярии. Там он забрал заявление и приобщил его к делу об убийстве трактирщика – тоже вариант.
В своем кабинете сиятельный кир Нонор из рода Иаракан снова привел себя в соответствующий провинциальным представлениям о приличии вид и отправился на деловую встречу, назначенную ему загадочным владетелем Ар.И.
Попутно расследованию о тыкве Мем раскрыл еще одно маленькое дельце: узнал, кто переворачивает Нонору календарь так, что тот потом полдня не может выяснить, какое сегодня число. В личном кабинете Нонора за столом сидел господин Иль, вернее, государь, а перед ним лежало дело Мероя. Записи государь, видимо, сверял с датами в календаре, потому что числа на перекидных листках снова были перепутаны. Однако Мем видел, проходя внизу, что ключ от кабинета висит в дежурке на доске, а ключи от сейфа, где хранилось дело, Нонор подавно всюду носил с собой. И еще одно не укрылось от наблюдательного Мема: государю было очень скверно на душе, потому что он сидел над делом не просто так, а, отвернув на левой руке манжет рубашки, царапал по тыльной стороне предплечья кровавые полоски ножичком для заточки стила. Нормальный человек в спокойном состоянии духа нипочем с собой такое делать не станет. С появлением Мема государь сразу одернул рукав, но Мему и доли мгновения хватило, чтобы понять происходящее. Его слегка передернуло от увиденного.
– Знаешь, почему мой отец велел привлечь тебя к расследованию? – без всяких предисловий спросил государь, едва Мем переступил порог.
– Нет. – Мем поклонился.
Государь указал ему на табурет, поставленный напротив. Обычно на этом табурете сидел тот, с кого снимали допросный лист. Мем подошел, но садиться не стал.
– Потому что твоя болтовня о тыкве показалась ему полным бредом и он решил вводить в заблуждение всех, кто хоть краем уха слышал про суть дела.
– Я не исключал такой возможности. – Мем уже взял себя в руки и плотно прикрыл дверь. Если государь нервничает, значит, повод нервничать скоро появится у всего государства, подумалось ему.
– И что ты скажешь мне в оправдание своих действий? – незаметно подсовывая ножичек под бумаги, поинтересовался государь.
– В оправдание – ничего. Я ни в чем не провинился, и у меня нет нужды оправдываться.
– А вообще – что ты мне скажешь?
Мем на несколько мгновений задумался, глядя на спутанные числа календаря. Потом прямо посмотрел на государя.
– Давайте поменяемся местами, – предложил он.
Брови государя поползли вверх.
– В этом деле следователь я, не так ли? – снова произнес Мем неимоверную наглость, стараясь при этом внести в свой голос как можно больше уверенности и спокойствия. – Давайте поменяемся местами, так будет правильнее.
– Если тебе станет легче со мной разговаривать, давай. – Шутка государю не очень понравилась, но он с начальственного места встал.
Теперь Мем, устроившись за столом Нонора, получил возможность беспрепятственно смотреть в материалы, собранные старшим инспектором по убийству Мероя. Нонор тоже интересовался обителью Скорбящих, но более глубоко, нежели Мем. А еще там была записочка про сегодняшний вечер на Гостинной набережной. Мем привел в порядок календарь и на время прикрыл папку. К делу следовало подходить обстоятельно, без суеты.
– Чтобы правильно ответить на те вопросы, которые потом мне зададите вы, сначала нужно, чтобы я получил ответы на те вопросы, которые задам вам я, – сказал Мем.
– В опасную игру играешь. – Государь покачал головой, потом положил ногу на ногу и взял себя за колено сцепленными пальцами. – Ну, предположим, я отвечу.
– Тогда я спрошу. Чего конкретно вы боитесь?
– Того же, чего боятся все. Предательства.
– Предательства близкого человека?
– Можно сказать так.
– Вам могут выдвинуть условия или просто повернут дело так, что ваше участие в принятии решений будет минимальным?
Государь поглядел слегка удивленно:
– Однако ты формулируешь... Не знаю. Раньше я мог предполагать с достаточной долей вероятности. Теперь просто не доверяю никому.
– Может быть, зря?
– Может, и зря. Но осторожность никогда не бывает лишней.
– Зато подозрительность бывает. А почему тогда вы решили, что можете доверять мне? Потому что ваш отец считает меня окончательным и бесповоротным болваном?
Молодой император невесело усмехнулся. Мем продолжил:
– Если я скажу вам, что опасность предательства с той стороны, откуда вы ее ждете, мнимая, вы поверите?
– Без доказательств – нет.
– Вы ведь... видели вашего сводного брата?
Перед ответом государь помедлил.
– Я видел некоего человека, который может быть моим братом и может не быть им. Подходящие возраст и внешность – еще не причина считаться чьим-либо родственником. Но мой отец... он слишком щепетилен в семейных делах. К тому же я знаю, что он всегда ждал к себе в Столицу не меня, а другого. Если бы другой приехал вовремя – не я сейчас держал бы таргский жезл власти. И поверьте мне, господин следователь, – обращение было произнесено без тени иронии, – я вовсе не власть боюсь потерять. Я и без таргского жезла власти проживу прекрасно. Мне не больше всех надо в этом мире. Я просто не хочу терять веру в человеческую искренность и доверие. Я не хочу, чтоб мне противно становилось жить. Я – не хочу, а жизнь меня заставляет. И я могу простить, когда мне лгут, но не могу, когда меня используют. Понимаешь меня?
Мем пожал плечами:
– Очень даже. Мне самому не по душе, когда мной распоряжаются, словно игрушкой. Но я человек маленький. Я могу перетерпеть.
– Вот-вот. Сначала перетерпеть, потом отыграться. Это не по моему характеру. Мне легче уйти, чем терпеть. Совсем уйти. Все оставить, бросить их, и пусть дальше сами. У них есть другой наследник, а я в Островном Доме человек посторонний. Меня уговаривали, уламывали стать императором, заставляли чуть ли не силой. Сам я не хотел. Ну, ладно, я могу признать: были обстоятельства, благодаря которым в тот момент я согласился бы на что угодно, лишь бы забыться, но теперь это закрытая страница моей жизни. Я... не знаю, как еще объяснить тебе, Мем, чтоб стало понятно мое отношение. Меня предали уже одним тем, что не сообщили мне вовремя. Не поставили меня в известность, что другой здесь и ищет встречи. Я ничего не знал весь зимний год. Теперь я бегаю по городу, как последний идиот, и пытаюсь возродить надежду, будто у меня есть друзья, есть семья и можно верить людям. Будто я нужен не только для того, чтобы под маской Справедливости хоть кто-то находился. Но чем больше я узнаю о реальных событиях, тем хуже и хуже мое положение выглядит.
«Э, да ты простой парень, почти как я», – подумал Мем, а сам спросил:
– Вы пробовали говорить о другом наследнике прямо?
– Зачем? Кир Хагиннор Джел слишком редко произносит вслух полную правду, чтобы я мог всерьез полагаться на его слова. Он не хочет со мной говорить на эту тему. Они
