— Тут и поливай, — Ивар указал на тлеющий костер.
Делать нечего, пришлось подчиниться. Лишь после, под утро, Даг стал понимать. Они никогда не спят. Или спят, как звери, вполуха, вполглаза, наблюдая каждый ветерок и каждый запах вокруг себя. Они согласны нюхать собственное дерьмо, лишь бы не подставлять спины лесу. Они никогда не разбегаются далеко друг от друга, зато всегда ложатся и садятся спиной к спине… Поэтому им не нужна стража. Вот бы ему так научиться!
Но было еще что-то кроме умения спать с открытыми глазами. Когда на заре старший растолкал его пинками, Даг заметил тонкую канавку взрыхленной земли вокруг поляны. Ивар так грубо не выпускал его ночью за пределы стоянки, потому что считал, что заговорил это место. Даг не слишком верил в то, что можно сделаться невидимым. Во всяком случае, Пиркке Две Горы, сколько ни рассуждала о тайных навыках финских вельв, ни разу не взлетела, невидимость не обрела и зверем не обернулась. Но спорить с Иваром юный Северянин не отважился.
Наутро Северянин неожиданно заслужил благосклонность приемного отца Астрид. Оказалось, что у Торвальда до крови стерты ноги, и некоторые раны превратились уже в не заживающие язвы. Дагу чудом удалось нарвать нужной травы, и трава еще не успела пожухнуть. Всех нужных составляющих для мази искать было негде, да и некогда, но удачно подвернулось гнездо диких пчел. Астрид повелела задержаться и с любопытством смотрела, как Даг с риском для жизни выкуривает из гнезда сонных обитателей.
Северянину никто и не вздумал помочь, но все развеселились, когда его бровь и руки вздулись от укусов. Зато кашица получилась на славу, и уже к вечеру старику заметно полегчало.
— Из тебя не выйдет хороший слуга, — тихо сказал Торольв мальчику на привале. — Ты добр и услужлив, но слуга из тебя не выйдет. Астрид хочет, чтобы ты шел с нами до берега Большого Бельта. Там Ивар посадит нас на корабль, и мы поплывем на юг, к Хакону Старому, нашему другу. Но тебе лучше примкнуть к дружине викингов. Я вижу, какой ты упрямый и гордый. Ты не сможешь гнуть спину.
— А куда поплывет Ивар? — так же тихо спросил Даг.
— На островах в Бельте живут свободные ярлы. Пока они не подчиняются никому, — грустно усмехнулся Вшивая Борода. — Они каждую весну ходят в викинг и борются со всяким, кто заявляет, что только он один — кейсар всех земель… Эх, будь я моложе, я бы тоже поплыл с тобой искать твою крепость Йомс…
Сердце Северянина дрогнуло.
— А Ивар?.. Он мне поверил? Он тоже?.. Он поплывет к вендам?
— Я тебе ничего такого не говорил, — хитро подмигнул старик. — Но похоже, ты поведал берсеркам именно то, о чем они мечтали. Ты, наверное, заметил, зверек, что с этими парнями не просто сладить. Они нанимаются ко всякому, кто хорошо платит, но так же легко уходят. Их ничем невозможно удержать. Я не думаю, что их примут в братство, у них свое братство… Но ты можешь попытаться. Все, больше ни слова об этом. И спасибо тебе за лекарство, я снова могу наступать на пятки.
— Вы расскажете мне, кто такая Мать конунгов и почему она хочет убить малыша? — отважился на вопрос Даг.
— Это долгая история… — проворчал старик, жмурясь на огонь. — Хорошо, я расскажу, но начать придется с времен моего деда. Во всей Норвегии это не тайна ни для кого…
Жил могущественный конунг Харальд Косматый, который влюбился в прекрасную девушку, но она отказала ему. Так поют скальды… Гордячка заявила, что выйдет за того, кто подчинит себе все норвежские фюльки. Тогда Харальд поклялся это сделать. Двенадцать лет он не мыл волос и не расчесывал голову, пока не покорил всех! Тогда он взял гордую девушку в жены и стал называться Прекрасноволосым. И жена родила ему сильных сыновей. Мудрые люди говорят, что Олав, Бьерн и Хакон были хорошими людьми. Зато старший сын, Эйрик Кровавая Секира, стал бедой для всех норвежцев. Он стал биться с братьями за власть, как это часто бывает… Особенно страшно сражался Эйрик с Хаконом, которого молва позже прозвала Добрый. Эйрик Кровавая Секира не обрел любви народа, он вырос заносчивым, храбрым и буйным. Зато Хакон Добрый принял веру христиан и стал разрушать наши святилища, этим он многих разозлил. Но когда он увидел, что народ ропщет, он приказал выпустить на волю всех жрецов и снова разрешил великие жертвоприношения. Как только он это сделал, зерна взошло вдвое против обычного, а сельдь стала сама кидаться на берег. Увидев такое дело, Хакона поддержал в борьбе хладирский ярл Сигурд, скальды называют его достойным и смелым человеком. Вместе они захватили все южные фюльки и изгнали Эйрика Секиру. Тогда Хакон Добрый поступил мудро и честно. Чтобы не было новой резни, он дал своим племянникам власть младших конунгов над Норвегией. Трюггви Олафсону, мужу Астрид, достались Вик и восточные земли, а Гудреду Бьернсону достался Вестфольд. Еще Харальд составил свод законов, и людям эти законы пришлись по душе. Он первый стал собирать Фростатинг. До него такого не было, чтобы все бонды, от Трендалега до Раумсдаля, собирались на общий тинг. Это был великий человек, и норвежцы благодаря ему стали говорить, что они живут в одной большой стране. Почти как в правление Прекрасноволосого. И все жили в мире, пока…
Торольв остановился, чтобы хлебнуть горячего можжевелового отвара. Даг слушал с таким вниманием, что позабыл об остывшем куске утки и котелке с питьем. Мысленно он мчался на коне, стоял на носу грозного снеккара и размахивал «Несущим смерть», таким же громадным мечом, как у Ивара. Мысленно Северянин уже стал великим херсиром…
— Все жили в мире, пока наглый датчанин, пожиратель черники Харальд, не задумал напасть на Норвегию. А начиналось дело так. Отцом Харальда Синезубого был могучий датский конунг Горм по прозвищу Старый. Потому что он прожил много лет и ни с кем не делился властью. У Горма родилось много детей от разных женщин, но жена родила ему сына Харальда и дочь Гуннхильд. Эта Гуннхильд была в юности очень красива, к тому же умела волховать и дружила с чародеями. Мудрые люди говорят, что она познакомилась с будущим своим мужем, Эйриком Кровавая Секира, именно в логове чародеев!
— Она его заколдовала, это хорошо известно, да только о ее колдовстве люди боялись говорить! — К костру подсела Астрид. — Разве может кто-то сказать правду о Гуннхильд?
— Это точно, дочь моя, — отозвался Торольв. — Когда проклятая Гуннхильд только вышла замуж: за Эйрика, а он еще не начал воевать против своих братьев, эту красивую колдунью никто не называл Мать конунгов. Но после она нарожала своему бешеному мужу сыновей…
— И худшим мерзавцем из них стал Харальд Серая Шкура! — с ненавистью подхватила Астрид. — Он подло убил моего мужа, и некому отомстить.
Даг даже слегка вспотел, пытаясь разобраться в многочисленных злодеяниях. Пока Астрид перечисляла, кого еще исподтишка прикончил сын Гуннхильд, Даг пришел к выводу, что любимым развлечением правящей династии было планомерное избиение кровных родственников.
— Так вот, у датчанина Горма выросла дочь Гуннхильд и любимый сынок Харальд. Он с детства жрал много черники, и потому насмешники прозвали его Синезубым. Когда он вырос, нашлось много негодяев, кто подговаривал его к войне с норвежцами. Много жадных негодяев, которые говорили ему — отбери у Хакона Доброго земли, это же твой наследственный лен, ведь там живет твоя сестра Гуннхильд! Еще ему говорили, что норвежцы поклоняются старым богам и не желают признавать Белого Бога. Так напевали многие, и Синезубый стал их слушать. Но тогда сын Прекрасноволосого, Хакон Добрый, уже был силен, его поддерживали почти все фюльки. Хакон придумал такой закон, чтобы бонды вначале обсуждали любое дело на своих малых тингах, а потом посылали самых достойных на главный Фростатинг. Тогда получилось, что каждый мог получить слово, и никто из ярлов не мог больше возвыситься или попытаться свергнуть конунга Хакона. И все согласились воевать против наглого датчанина Харальда Синезубого. Тогда Хакон Добрый приказал на каждом мысе заготовить сигнальные костры и выставить ополченцев, чтобы следили за морем. А лейдунг он стал собирать не только из прибрежных усадеб, но до самых верховий рек, куда заходит лосось… И никто не смел ему противиться, потому что вначале все эти военные дела обсуждали на тингах. И никто не говорил, что Хакон один делает наперекор всем…
Только сейчас Даг заметил, что вокруг рассказчика собрались и прочие члены маленького отряда. Только Байгур оставался на вахте, для этого он взобрался на ясень и так ловко схоронился среди веток, что снизу его никто не мог заметить.
— Случилось так, что Эйрик Кровавая Секира нашел свою смерть в Нортумбрии, — продолжал Торольв. — Тогда Гуннхильд, его вдова, схватила сыновей и бежала на юг, к своему братцу Харальду Синезубому. Она стала каждый день говорить ему, что надо забрать себе норвежские ленные земли. Так
