– Точно.
Больше она ничего не сказала, а я не стала настаивать, оглушенная свалившимися на мою голову новыми сведениями. С гудящей головой и путающимися мыслями, я побрела в сторону леса, надеясь, что прогулка пойдет на пользу моей сообразительности. Саша был прав, когда говорил, что в эти места никто из местных не ходит – в густом лесу н было никаких тропинок. Пронизанный весенним солнцем и наполненный птичьим гомоном, лес выглядел сосем не страшным, но скоро я поняла, то заблудилась и не помню, как выйти обратно к дому. Было светло, и я совсем не испугалась. Далеко я уйти не могла, дом где-то рядом. В крайнем случае, я выйду к дороге или к деревне. Так оно и получилось. Я скоро вышла на место, которое оказалось знакомым. Это было кладбище и я оказалась там не одна. Говорю не о покойниках, мирно лежащих под своими крестами. На кладбище были люди. Более того, я прекрасно знала, кто именно – из-за большого каменного надгробия слышались знакомые голоса.
– Чего еще ты от меня хочешь? – Раздраженно вопрошал Круглов невидимого мне собеседника. Я притаилась за толстым стволом какого-то дерева, боясь, что если попробую тронуться с места, то выдам себя, и тогда они подумают, что я подслушиваю. Я, конечно, и так вынуждена подслушивать разговор, для моих ушей отнюдь не предназначенный, но во-первых, не могу же я заткнуть уши, во-вторых, если они не узнают, что я была здесь, то и волноваться не будут, а в-третьих, мне на самом деле было интересно, о чем они говорят, забравшись в такое уединенное место. Короче говоря, я затаилась в своем укрытии и навострила уши.
– Не стоит возмущаться, Ян Валерьянович. – Ответил режиссеру хорошо поставленный голос Антона Игнатьева. – Я просто хотел попросить вас об одной услуге, только и всего.
– На кладбище?
– А что такого? Вполне удачное место. Тихое, а, главное – уединенное. Зачем кому-то знать о нашем разговоре?
– И долго это будет продолжаться? – Попытался возмутиться Круглов.
– Сколько еще ты намерен меня шантажировать?
– Шантажировала вас Марго. – неожиданно разозлился Антон. – Я же прошу вас сделать мне одолжение, хотя и без всякого одолжения заслуживаю того, что намерен получить. Вы выполняли прихоти Галицкой, которая злоупотребляла вашим расположением, так что я понимаю ваше желание сбросить с себя это ярмо.
– Какое ярмо? О чем ты болтаешь? – Сорвался на крик Круглов.
– Пожалуйста, не кричите. В этих местах звуки разносятся поразительно далеко. Вам следует проявлять осторожность.
– Сколько раз можно повторять, что я ее не убивал? – Устало спросил режиссер.
– Мне – нисколько. Я и так верю, что вы этого не делали. – С откровенной издевкой заверил Антон. – Я всего лишь поставил вас в известность о том, что не счел нужным ставить милицию в известность о том, что видел вас выходящим из комнаты Маргариты приблизительно в то время, когда она умерла.
– Она была жива.
– Возможно. Это уже меня не касается. Мой долг, как свидетеля, был в том, чтобы рассказать о том, что я видел, но я нарушил свой долг…
Несмотря на то, что этот мерзавец говорил о долге, его тон казался мне отвратительным. Мне казалось, что я слышу отвратительный монолог из паршивой пьесы, состоящий из фальшивых слов. Круглов, загнанный в угол, которого Игнатьев обвинял в убийстве, надеясь извлечь из этого выгоду, казался куда более достойным сочувствия. Хотя о каком сочувствии может идти речь?
Мне пришлось простоять еще несколько минут, пока Антон добился от Круглова очередных льгот, в данный момент, как оказалось, речь шла о повышении гонорара, но у меня почему-то не было сомнений, что просьба эта далеко не последняя, не зависимо от того, виновен Круглов в действительности или нет.
Добравшись, наконец, до дома, я была настолько поглощена своими мыслями, что вздрогнула, услышав голос Круглова, в котором сквозило свойственное ему раздражение. На этот раз я знала, чем он вызвано и в первую минуту испугалась, что режиссер все-таки заметил меня возле кладбища. Втянув голову в плечи, я обернулась, ожидая, что на меня обрушится шквал негодования.
– Насколько я вижу, Бероева, вам нечем себя занять. – Язвительно сказал режиссер.
– Но Кибиткин уехал и у меня действительно масса свободного времени. – Промямлила я. Это было откровенное вранье. С тех пор, как Кибиткин вызвал меня сюда, он не дал мне ни единого поручения, кроме требования прочесть его книгу, но сейчас я ляпнула первое, что пришло в голову.
– Отлично. – Кивнул Круглов. – Раз вы свободны, – он нехорошо усмехнулся, – поможете мне забрать новые костюмы.
– Из Москвы?
– Разумеется. А вы думали, что такие костюмы сошьют в соседней деревне?
– Нет, но уже довольно поздно. Мы не успеем вернуться засветло…
Он смерил меня презрительным взглядом.
– Костюмы мне понадобятся завтра утром, а вы, Бероева, уже вышли из того возраста, когда ложатся спать после программы «Спокойной ночи, малыши».
Я проглотила оскорбление, не зная что ответить и поплелась к машине. Мне вдруг вспомнился подслушанный разговор. Что, если Круглов действительно убил Марго? Зачем ему понадобилось брать меня в Москву? Вдруг он догадался, что я подслушивала и теперь собирается избавиться от свидетеля? От этих мыслей у меня тряслись поджилки, когда я садилась в машину. Но, поняв, что путь к отступлению отрезан, я взяла себя в руки, справедливо решив, что шансы у нас с Кругловым, практически равны. Пусть только попробует напасть на меня. Мало ему не покажется.
ГЛАВА 28
Когда мы поравнялись с лесной школой, я почти совсем успокоилась. Круглов был хмур и неразговорчив, но никаких попыток наброситься не делал. Он казался полностью поглощенным своими собственными мыслями и не обращал на меня никакого внимания, как будто меня и вовсе не было. На школьном заборе, как и в прошлый раз, сидели девчонки. На этот раз их было двое. Одна из них – та самая рыженькая, которая в прошлый раз наблюдала за дятлом. Завидев машину, девчонки перевесились через забор и принялись что было сил махать руками. Они что-то кричали, но слов было не разобрать.
– Смотрите, кажется, вас узнали. – Улыбнулась я.
Кибиткин вздрогнул и демонстративно отвернулся от окна.
– От безделья маются. – Хмуро бросил он. – Лучше бы учились, чем на заборе руками размахивать.
Я удивленно посмотрела на него.
– Вам что, так надоела ваша слава?
– Это ты называешь славой? – Нехорошо улыбнулся он.
Я обернулась и посмотрела через заднее стекло на быстро удаляющийся красный забор. Мне показалось, что девчонки провожали машину растерянным взглядом, как будто ожидали совсем иного от этой встречи. Выражение обиды и разочарования на детских мордашках навело меня на очень интересные мысли. Я вдруг подумала, что девочки не могли разглядеть пассажиров сквозь тонированные стекла БМВ. Как же они тогда узнали, что мимо проезжает знаменитость? Может, они машут всем проезжающим машинам? Просто так, о скуки, они ведь совсем еще дети. Да нет, не похоже, в прошлый раз, когда я ехала мимо, эта рыженькая едва посмотрела в мою сторону, а сейчас изо всех сил пыталась привлечь к себе внимание. Неожиданно в моей голове всплыла полузабытая статья из бульварной газеты, прочитанная несколько лет назад. Там был какой-то скандал, связанный с Кругловым. Дело, кажется, чуть не дошло до суда, но его замяли. О чем же там говорилось? Вспомнить не удавалось, но я знала, что вспомню обязательно, если хорошенько постараюсь.
До Москвы БМВ долетела гораздо быстрее, чем моя машинка, но с костюмами мы провозились до темноты. Круглов вел себя довольно прилично, даже почти не хамил, возвращаться с ним мне по-прежнему не хотелось. И тогда я придумала, как совместить приятное с полезным. Мне очень хотелось побеседовать с теми девчонками из лесной школы и так же сильно я возражала против совместного путешествия с режиссером, поэтому я придумала, как добиться и того и другого, заявив, что хочу воспользоваться случаем и переночевать дома. Утром я собиралась вернуться домой на попутной машине. В крайнем случае, можно было воспользоваться автобусом, который шел в Нелидово. Круглов согласился с моим предложением без
