– Трудно начинать поиски, когда и начинать-то их неоткуда. Мрачно ответила я. – Ни одной зацепки. Прямо человек-невидимка какой-то.
– И что ты собираешься делать?
– Так, есть пара мыслей. – Уклонилась я от прямого ответа.
– Слушай. – Серьезно посмотрев на меня, сказал Тим. – Одной тебе не справиться. Я готов тебе помочь и, думаю, моя помощь тебе пригодится.
– Не дави на меня. – Попросила я. Скажи мне как тебя найти и, если я что-то решу, я сообщу тебе об этом.
– Тебе не надо меня искать. – Усмехнулся Тим. – Хочешь ты или нет, но я всегда буду поблизости. Вся разница только в том, будешь ты видеть мое присутствие или нет. Если ты по-прежнему не захочешь, чтобы я тебе помогал, то, обещаю, ты меня даже не заметишь.
– Похоже, у тебя очень много свободного времени. – Вздохнула я.
– Нет. Мне очень надо вернуть Инну домой.
Я взялась за ручку дверцы, так как машина затормозила напротив входа в институт. Тим предусмотрительно не стал подъезжать к центральному входу и остановился у одного из запасных.
Работы в этот день было немного и я расправилась с ней часа за полтора. Покончив с последней бумажкой, я удовлетворенно вздохнула. Сделав неловкое движение головой, я почувствовала резкую боль в затылке и невесело усмехнулась: дело началось слишком круто, я еще ничего толком не узнала, а уже получила по кумполу, да еще неизвестно от кого. Фи. Мириться с таким положением дел было выше моих сил и я решила, что откладывать разговор с Липановым больше не имеет смысла.
Кабинет психолога располагался в цокольном этаже и, если бы мне не приходилось бы бывать здесь раньше, я непременно заблудилась бы. Мне никогда не нравилось это место. Здесь пахло сыростью и прокисшими щами. Последнее имело свое объяснение: на этом же этаже была студенческая столовая, посещение которой, на мой взгляд, приравнивалось к подвигу, настолько отвратительно тут кормили. Однажды, почувствовав приступ голода, я попыталась обнаружить хоть что-то съедобное, но одного взгляда на сочащиеся жиром желтоватые шницели хватило, чтобы отбить аппетит на неделю вперед.
Стараясь почти не дышать, я добралась до обшарпанной двери в липановский кабинет и громко постучала.
Мне никто не ответил. Тогда я проявила инициативу и толкнула дверь, которая открылась, издавая жуткий скрип. В комнате никого не было. Я решила дождаться Липанова во что бы то ни стало и огляделась в поисках подходящего стула.
Кабинет выглядел откровенно убого, как, впрочем, и все остальные помещения института. Стул, на который я собиралась присесть, угрожающе зашатался, едва я попыталась облокотиться на спинку. Я испуганно вскочила и больше не стала испытывать судьбу, испытывая на прочность остальные предметы скудной обстановки.
От нечего делать я принялась осматриваться более внимательно и почти сразу обнаружила на столе яркий пакет. Это была единственная новая вещь в комнате – вызывающе яркая – приковываюшщая взгляд. Я подошла поближе и… любопытство оказалось сильнее меня: я чуть-чуть приоткрыла пакет и удивленно присвистнула, увидев два блока «Парламента». Дорогие сигареты. Не самые дорогие, конечно, но при зарплате, которую получает Липанов, такие – недостижимая роскошь. Интересно, откуда у него деньги?
В пакете лежало что-то еще и, чтобы рассмотреть это что-то, я потянула пакет на себя, сделала неловкое движение и он грохнулся на пол. Я бросилась подбирать выскользнувшие коробки, протянула руку и замерла с открытым ртом. Я закрыла глаза и пообещала себе, что открою их, как только справлюсь с внезапной дрожью во всем теле.
Когда я снова открыла их, она все еще была там, маленькая блестящая заколка для волос, с перламутровым сердечком. Дрожащими пальцами я бережно подобрала ее и сжала в кулаке. Я прекрасно знала, кому принадлежит эта заколка. Больше того, я знала и то, что другой такой просто не существует, ее сделали своими руками и сделала ее пропавшая Оксана.
Я вздрогнула, услышав за спиной мерзкий скрип несмазанных дверных петель и вскочила на ноги, держа в руках пакет. Хозяин кабинета застыл, глядя на этот злополучный пакет с изумлением. В другое время я не знала бы куда деться от стыда, но минуту назад все изменилось. Я встретилась с его неприязненным взглядом и упрямо тряхнула головой, слишком поздно сообразив, что моя голова не в том состоянии, чтобы обращаться с ней подобным образом. Испытав очередной приступ сильной боли, я даже не поморщилась.
– Что вы здесь делаете? – Сухо спросил Липанов, не отрывая глаз от пакета.
– Если вы решили, что я собираюсь стянуть ваши сигареты, то глубоко заблуждаетесь. Я случайно задела пакет и он упал на пол. – Вызывающе ответила я.
Он целую минуту молча таращил на меня свои водянистые глаза, не скрывая своего презрения. Но мне было глубоко наплевать на мнение человека, которого я подозревала в страшном и мерзком преступлении.
– Зачем вы пришли в мой кабинет? Не помню, чтобы я вас приглашал. – Процедил Липанов.
Я медленно повернулась к столу, аккуратно положила пакет на прежнее место, снова повернулась к Липанову и спокойно произнесла:
– Я понимаю ваше недоброжелательное отношение ко мне. Вы очень напуганы, а человек, который испытывает страх, всегда готов к обороне. Вам все кажется подозрительным. И я, и мой поступок – в том числе. Но если вы немного успокоитесь и задумаетесь, то поймете, что я вам не враг. По крайней мере – пока. Если бы я хотела вам зла, то не стала бы приходить сюда, а сообщила бы о своих подозрениях тому толстому следователю, с которым мы все провели немало неприятных минут. Но я этого не сделала…
Он не дал мне закончить, воскликнув:
– Глупости.
Он нервничал и ему никак не удавалось взять себя в руки. от этого он злился еще больше.
– Я вовсе не напуган. Я возмущен вашим бесцеремонным вторжением. И с какой стати мне в чем-то подозревать вас? Я вас не знаю. И мне нечего скрывать от следователя.
Пока он говорил, я внимательно смотрела на его лицо и видела, как над верхней губой у него выступили мелкие капельки пота.
– В самом деле? – Спросила я, когда он замолчал. – Тогда, может быть, вы объясните, каким образом эта вещица попала в ваш кабинет?
Я резко протянула руку вперед и раскрыла ладонь. Липанов опустил взгляд и довольно равнодушно посмотрел на тускло поблескивающее перламутровое сердечко.
– Что это? – Спросил он.
Я растерялась, потому что не ожидала такой реакции. Его лицо не выражало ровным счетом ничего. Он по-прежнему был настороже, но его страх ни на йоту не увеличился. Но я не теряла надежды и терпеливо пояснила:
– Эта заколка принадлежала одной из пропавших девушек. Я нашла ее несколько минут назад возле ножки вашего письменного стола.
Я сразу увидела, что допустила ошибку. Впервые за все время нашего разговора выражение затравленного страха исчезло с его лица. Он посмотрел на меня и широко улыбнулся.
– Ай-яй-яй. Что за глупые выдумки? Вы можете говорить все, что вам заблагорассудится, но я в глаза не видел ни заколки, ни девушки. И знаете, что я думаю? Вы сами принесли ее сюда, рассчитывали напугать меня, но ваш блеф не удался.
Я промолчала, меня мучала злость на то, что меня провели. Он лгал, когда говорил, что ему нечего скрывать от следователя, я видела его страх, но мне пришлось проглотить его ложь, не поморщившись. Черт бы побрал этого психолога! Глядит мне прямо в глаза и врет без зазрения совести! Он действительно разглядывал меня, но уже без страха, а так, словно недоумевал, кто же я на самом деле?
– Я понимаю, что допустила промах. – Твердо сказала я. – Но я знаю совершенно определенно, что Оксана была в этой комнате. Вы не хотите объяснить мне, как это произошло. Что ж, это ваше право. Но я хочу, чтобы вы знали: я все равно докопаюсь до истины, и если узнаю, что вы виновны, то берегитесь…
Я развернулась на каблуках и быстро прошла к двери, сжимая кулаки. Только отойдя на приличное
