— Пошла! — крикнул сталевар и отпрянул.
И тут случилось неожиданное: тысячи красногривых коней вырвались из черноты и поскакали прямо на сталевара.
«Сон! — успел подумать Лёка. — Это же сон…»
А кони с лохматыми гривами скакали по степи. Ослепительно сияло солнце. От нестерпимого жара Лёка закрылся рукой. Безбрежная степь пылала красными конями. Они двигались плотной массой.
Потом от табуна отделился огромный красавец — рыжий жеребец. Он быстро приближался к сталевару, а тот лежал среди сизой полынной травы, закрывшись кепкой от солнца. Лёка ясно видел его беспечно вытянутые ноги в серых круглоносых ботинках.
— Кони! Кони! — закричал Лёка.
Сталевар будто услышал, чуть приподнялся. Жеребец был почти рядом. Сталевар вскочил, и жеребец, раздув ноздри, с прерывистым коротким дыханием замер, подняв передние ноги. В ту же секунду сталевар каким-то звериным прыжком взлетел над землёй и вскочил на спину коня. А тот взвился на дыбки. Потом стал вскидывать задние ноги, стараясь сбросить сталевара. Конь то скакал галопом, то резко останавливался. Но кряжистый и ловкий седок держался, точно влитый в конскую спину. Сталевар оглянулся, и Лёка увидел его горячее лицо и весёлые глаза.
Конь уж не дыбился, а стелился намётом, увлекая за собой весь табун. Небо над степью закипело рыжими гривами. Лошади бешено мчались, оставляя за собой серый кружащийся пепел. От грохота тысяч и тысяч копыт солнце раскачивалось, казалось, готово было рухнуть всей пылающей массой на землю. Но сталевар начал успокаивать жеребца, повернул его. А вслед за ним и весь табун полился красной рекой. И река эта становилась спокойнее.
Сталевар гладил потемневшую от пота шею разгорячённого скакуна, переводя его на шаг. Лошади двигались всё спокойнее. Некоторые вытягивали шею, нагибались, щипали траву. Вдруг из-под копыт жеребца брызнули вверх искорки. Закружились радужным вихрем. Конь фыркнул, закинул кверху голову, сильно хлестнул хвостом. Искорки собрались вместе — и над рыжим жеребцом, над огненным табуном затрепетали, запорхали четыре розовых бабочки.
— Ага! Сейчас поймаю! — услышал Лёка голос Тонтоныча.
Лёка оглянулся. Тонтоныч поднял сачок и махнул им над ручьём стали, что мощно и радужно стекал по жёлобу в ковш.
— Ох! — ахнул Тонтоныч и выпустил палку. Взметнулись искры.
— Чичи-ричи! Не по-по-поймал! Ква-чи-чи! Ква-чи-чи! — стеклянными колокольчиками звенели голосишки.
Искры вспыхнули и исчезли.
В руках у Тонтоныча ничего не было. Моргая, Тонтоныч смотрел на свои пустые руки.
— Сачок-то где! А? Или это тоже сон? — растерянно спрашивал Тонтоныч.
— Нет, — покачал головой сталевар. — Это уж не сон. Ох, дедушка! Где вздумал бабочек ловить!
— Да не бабочек, а лягушат. Они могут и бабочками, и огоньками стать — ведь они из сна.
— Хоть и лягушат… У этой стальной речки больше полутора тысяч градусов температура. От твоего сачка только пар. Фьють — и нету. Сталевар посмотрел на огорчённого Тонтоныча и расхохотался, даже светлые брови его весело запрыгали.
Тонтоныч не выдержал, тоже улыбнулся:
— Выходит, я маху дал.
— Выходит, что так. Да и со мной удивительное — вроде как задремал: гляжу на металл, а вижу — кони, кони скачут. А ведь я мальчишкой при лошадях рос, на скачках призы брал. Сладкое для меня было дело: как говорится, ветер в руки и гони, гони по степи… Ну, желаю вам удачи — сон найти.
Сталевар снял рукавицы, стал прощаться. Потом глянул вниз: стальная река всё так же стремительно низвергалась в ковш. А там под ударом сияющего потока вскидывались вверх стальные стебли, распускались зажжённые жаром цветы и, не удержавшись, тут же рассыпались искрами.
Сталевар взял лопату и что-то высыпал в ковш. Сразу над ковшом поднялись густые, чёрные клубы дыма.
— Пошли! Пошли скорее, — заторопил Тонтоныч. — Сон уж далеко отсюда улетел…
ГОЛУБОЙ ЗАЯЦ
Стрелки часов на городской башне упрямо двигаются. Бом! — пробили часы. И ещё раз — бом!
Наступил глухой час ночи. Снова из-за туч выплыла луна.
Две тени скользили по улице: одна большая, другая маленькая.
— Тонтоныч! — прошептал Лёка. — А может, девочка Кланя заснула?
— С чего?
— Ну, может быть, лягушата сами прилетели к ней.
— Навряд! — буркнул Тонтоныч. — Это озорной сон. Лягушат изловить надо.
Лёке очень хотелось увидеть девочку, чей сон они ищут.
— Давай повернём, Тонтоныч. А вдруг? Давай проверим.
Большая тень молча развернулась, а вслед за ней маленькая. Все дома были тёмными. Лишь в одном Лёка увидел жёлтое освещённое окно.
Тонтоныч, а за ним Лёка подлетели к самому окну.
В комнате горела лампа под жёлтым абажуром. На кровати сидела девочка. Длинные светлые волосы её не были заплетены в косички, а падали на плечи тягуче, как мёд. Лёка так подумал. Ветер из окна шевельнул волосы, девочка тонкой рукой отбросила прядку, повернула голову — Лёка увидел бледное лицо с чёрными короткими бровями. Девочка не глядела в окно. Тонтоныч и Лёка могли спокойно наблюдать. Девочка взяла с подушки голубого зайца. Да, заяц был сделан из голубого лоскута. А глаза из красных пуговиц.
— Спи, зайка! Спи! — укачивала зайца девочка. — Доктор сказал: надо спать. И я тоже засну. Только мне не спится… — Она тихонько запела:
Что же ты не закрываешь глазки? — говорила девочка и покачивала зайку.
Заяц молчал. Слова девочки повисли в тишине грустной капелькой. А девочка говорила очень красиво — так показалось Лёке, — она как-то особенно растягивала слова: со-олнышко… гла-азки…
— Эх, невесело сидит, — вздохнул Тонтоныч, — мается без сна.
— Тонтоныч, — прошептал Лёка. — Скорее летим! Надо найти сон. Обязательно найти.
— А что я говорил! — гаркнул Тонтоныч.
Кланя обернулась. Но две тени уже метнулись от освещённого окна, заскользили над улицей.
— Говорил я — пустое дело, — ворчал Тонтоныч. — Время только упустили.
Они мчались теперь быстрее. Луна металась в облаках. Под ними проносились высокие дома, потом поменьше и совсем маленькие. Впереди заблестела река, а за ней показался чёрный лес.
— Тонтоныч! — крикнул Лёка. — А как ты знаешь, куда лететь?
