Если скажу: нет никого,
Кто слал бы нам с воздуха смерть, и злого умысла нет,
Который нас гнал бы под землю, то вы рассмеетесь,
Словно дернул я ниточку, и восковый рот
Трагической маски моей расплылся в улыбке -
Улыбке для вас. А для меня ее суть -
Геометрическое место точек
y=a/2(ex/a+e-x/a).
Однажды на улице Фаусто наткнулся на инженера-поэта. Днубиетна был пьян, и теперь, поскольку опьянение проходило, возвращался к месту попойки. Неразборчивый в средствах торговец по имени Тифкира хранил у себя запас вина. В то воскресенье шел дождь. Погода стояла отвратительная, налетов было немного. Два молодых человека встретились у развалин маленькой церквушки. Исповедальню рассекло пополам, но какая половина осталась — священника или прихожанина — Фаусто определить не мог. Слепящее серое пятно солнца — в дюжины раз большее, чем обычно — показалось за дождевыми тучами на полпути вниз из зенита. Достаточно яркое — еще чуть-чуть, и оно стало бы создавать тени. Но свет падал из-за Днубиетны, и черты инженерова лица различались с трудом. На нем были запачканные грязью хаки и синяя рабочая кепка; на обоих падали крупные капли дождя.
Днубиетна мотнул головой в сторону церкви.
— Ты был там, а, священник?
— На обедне — нет. — Они не виделись целый месяц. Но к чему рассказывать друг другу новости?
— Пойдем. Выпьем. Как Елена с малышкой?
— Нормально.
— Мараттова опять беременна. Не скучаешь по холостяцкой жизни?
Они шли по узкой мощеной булыжником улочке, скользкой от дождя. По обе стороны лежали кучи обломков, стояло несколько уцелевших стен и крылец. Ручейки каменной пыли, матовые на фоне сияющего булыжника, беспорядочно кроили мостовую. Солнце еще больше приблизилось к своей реальной форме. За ними тянулись хилые тени. Дождь все еще моросил.
— Или, женившись до войны, — продолжал Днубиетна, — ты приравниваешь холостяцкую жизнь к миру?
— Мир, — сказал Фаусто. — Странное слово. Они пробирались через разбросанные куски кирпичной кладки.
— Сильвана, — запел Днубиетна, — в красной нижней юбке/Вернись, вернись/Мое сердце можешь оставить себе/ Но верни деньги…
— Тебе надо жениться, — скорбно произнес Фаусто, — а так, это не честно.
— Поэзия и техника не имеют ничего общего с семейной жизнью.
— Мы давно не спорили, — вспомнил Фаусто, — уже несколько месяцев.
— Здесь. — Поднимая облака цементной пыли, они спустились по лестнице, которая вела под все еще относительно невредимое здание. Завыли сирены. В комнате на столе спал Тифкира. В углу две девушки апатично играли в карты. Днубиетна на мгновение исчез за стойкой и появился оттуда с бутылочкой. От упавшей на соседней улице бомбы затрещали потолочные балки, закачалась висевшая в комнате масляная лампа.
— Мне пора спать, — сказал Фаусто. — Вечером на работу.
— Угрызения совести любящей половины мужа, — вставил Днубиетна, разливая вино. Девушки подняли глаза. — Это такая униформа, — доверительно сообщил он, и это прозвучало столь забавно, что Фаусто пришлось рассмеяться. Вскоре они перебрались за стол девушек. Разговор то и дело прерывался: почти прямо над ними находилась артиллерийская позиция. Девушки были профессионалками и пытались делать Фаусто и Днубиетне непристойные предложения.
— Бесполезно, — сказал Днубиетна. — Я платить не стану, а этот женат и к тому же — священник. — Трое засмеялись, захмелевший Фаусто не развеселился.
— Это давно в прошлом, — тихо сказал он.
— Священник — это надолго, — возразил Днубиетна. — Давай, благослови вино. Освяти его. Сегодня воскресенье, а ты не был на обедне.
Над их головами «Бофорсы» начали прерывисто и оглушительно кашлять — два выстрела в секунду. Четверо сосредоточенно пили вино. Упала очередная бомба.
— Вилка! — выкрикнул Днубиетна, перекрывая огонь зениток. В Валетте это слово лишилось своих значений. Тифкира проснулся.
— Крадете мое вино! — закричал хозяин. Он споткнулся, налетел на стену и прислонился к ней лбом. Потом принялся тщательно расчесывать под майкой волосатую спину и живот. — Могли бы меня угостить.
— Оно не освящено. Это все отступник Майстраль.
— Я заключил соглашение с Богом, — начал Фаусто, будто желал исправить недоразумение. — Если я перестану задавать вопросы, Он забудет о том, что я не ответил на Его призыв. Стану, знаете ли, просто пытаться выжить.
Когда это пришло ему в голову? На какой улице, в какой момент после долгих месяцев, полных впечатлений? Возможно, он придумал это прямо здесь. Он опьянел. И был так измотан, что ему хватило всего четырех стаканов вина.
— Какая же это вера, — серьезно спросила одна из девушек, — если не задаешь вопросов? Священник говорил, мы правильно делаем, что спрашиваем.
Днубиетна заглянул в лицо приятеля; не найдя там ответа, он повернулся и похлопал девушку по плечу.
— Баловство одно, милая. Пей вино.
— Нет! — завопил Тифкира, наблюдавший за ними, стоя у другой стены. — Вы здесь все опустошите. — Пушка снова подняла шум.
— Опустошим, — Днубиетна засмеялся, заглушая шум. — Не говори так, идиот. — Он воинственно двинулся через комнату. Фаусто положил голову на стол, чтобы немного отдохнуть. Девушки вернулись к картам, используя его спину в качестве стола. Днубиетна схватил хозяина за плечи и принялся пространно обличать его, прерывая процесс встряхиваниями, вызывавшими циклические колыхания жирного туловища.
Наверху зазвучал отбой. Вскоре за дверью послышался топот ног. Днубиетна открыл дверь, и внутрь, в поисках вина, ввалился грязный и утомленный артиллерийский расчет. Фаусто проснулся, вскочил на ноги, разбрасывая карты червово-пиковым дождем, и отдал честь.
— Вон, вон! — закричал Днубиетна. Отказавшись от мечты о грандиозном винном складе, Тифкира сполз на пол и закрыл глаза. — Нам нужно отправить Майстраля на работу.
— Изыди, презренный! — закричал Фаусто, снова отдал честь и упал навзничь. Хихикая и покачиваясь, Днубиетна с одной из девушек помогли ему подняться на ноги. Очевидно, это он придумал отвести Фаусто на Та Кали пешком (обычно для этого ловили грузовик), дабы тот протрезвился. Когда они выбрались на сумеречную улицу, снова завыли сирены. Солдаты со стаканами в руках, топоча сапогами, побежали вверх по лестнице и столкнулись с ними. Раздраженный Днубиетна внезапно вынырнул из под руки Фаусто и ударил кулаком в живот ближайшего к нему артиллериста. Началась потасовка. Бомбы падали в районе Большой Гавани. Взрывы приближались — медленно, но неотвратимо, подобно шагам сказочного людоеда. Фаусто лежал на земле, не испытывая большого желания спешить на помощь своему приятелю, которого яростного атаковали превосходящие силы противника. В конце концов они оставили Днубиетну и бросились к «Бофорсу». Не так уж высоко над ними из завесы облаков выскочил МЕ-109 и понесся, пойманный лучами прожекторов. Следом тянулись оранжевые трассы. 'Снять сукина сына!' — крикнули с позиции. «Бофорс» развязал язык. Фаусто с вялым интересом следил за происходящим. Освещаемые разрывами снарядов и отблесками прожекторных лучей силуэты солдат то появлялись, то растворялись в темноте ночи. В свете одной из вспышек Фаусто заметил красное свечение вина Тифкиры в стакане, пригубленном подносчиком снарядов; вино медленно убывало. Над Гаванью зенитный снаряд настиг
