Я непрерывно повторял эту фразу в надежде, что мне откроется ее сокровенный смысл. Но при взлете я потерял сознание и даже не услышал, как шасси ушло в фюзеляж.
64
Рим.
Наконец знакомая земля.
Рим, мои лучшие годы…
Единственные, что прошли под знаком относительного спокойствия.
Рим был моим городом, пожалуй, даже в большей степени, чем Париж. Город, в котором пространство и время смыкаются до такой степени, что, завернув в переулок, вы попадаете в другой век, а бросив взгляд через плечо, заглядываете в глубь тысячелетий. Античные развалины, скульптуры эпохи Возрождения, фрески барокко, памятники времен Муссолини…
– Остановите здесь.
Я выскочил из такси, почти удивляясь, что под ногами не путается сутана. Эту одежду я носил всего несколько месяцев в своей жизни. Теперь я специалист по мирским делам и могу попасть в мишень со ста метров из любого положения. Другая школа.
Моя гостиница была совсем простым пансионом. Я в ней останавливался несколько раз еще до семинарии, когда приезжал заниматься в Ватиканской библиотеке. Я выбрал это место, чтобы затаиться. Убийцы не следовали за мной до Катании, они приехали туда раньше меня. Каким-то непостижимым образом им удалось угадать мои намерения. Может быть, они уже в Риме…
Стойка из лакированного дерева, лакированная подставка для зонтов – вестибюль пансиона был обустроен по всем правилам. Универсальный язык буржуазного комфорта и доброжелательной простоты… Я поднялся к себе в комнату.
У меня остались кое-какие знакомые в Римской курии. Один из них был другом по семинарии. Мы до сих пор сохраняли связь и от случая к случаю обменивались мейлами и эсэмэсками. Джан-Мария Сандрини, маленький гений, лучший из выпуска. Теперь он занимал высокую должность в одном из отделов Канцелярии Ватикана. Я набрал его номер.
– Это Матье, – сказал я по-французски. – Матье Дюрей.
Священник ответил на том же языке:
– Матье? Тебе захотелось услышать мой голос?
– Я в Риме в связи с расследованием. Мне надо встретиться с одним кардиналом.
– С кем?
– Казимиром ван Дитерлингом.
Короткое молчание. Ван Дитерлинг, по-видимому, не относился к разряду первых встречных.
– О каком расследовании идет речь?
– Слишком долго объяснять. Ты можешь мне помочь?
– Это важная шишка. Я не знаю, найдется ли у него время…
– Когда он узнает о предмете моего расследования, то примет меня, поверь уж. Можешь ли ты передать ему письмо?
– Без проблем.
– Сегодня вечером?
Снова молчание. Я хорошо играл роль предвестника беды.
– Раз уж я тебе звоню, значит, речь идет об очень важном деле.
– Ты все еще в Уголовном розыске?
– Да.
– Я не понимаю, что курия может…
– Ван Дитерлинг поймет.
– Я пошлю к тебе дьякона. С удовольствием пришел бы сам, но сегодня вечером собрание…
– Да ладно. Увидимся при более спокойных обстоятельствах.
Я дал ему координаты гостиницы, затем принялся за дело, раздобыв вначале у администратора бумагу и конверты. Писал я по-итальянски… Вначале упомянул дело Агостины, затем подробно описал дело Симонис и выделил общие моменты двух убийств. Затем я что-то наплел о моем международном статусе детектива, выполняющего задание Интерпола по установлению связи между этими делами.
В заключение я заранее благодарил его за согласие немедленно дать мне аудиенцию, написал номер своего мобильного и адрес пансиона. Я еще раз прочел текст, надеясь, что достаточно обосновал свою просьбу.
Я попробовал расслабиться под душем, пластмассовая кабина которого напоминала дезинфекционную камеру, потом при помощи фена попытался очистить одежду от пепла. Большая чистка была почти завершена, когда зазвонил телефон. Меня ожидали внизу.
