Губы кардинала равнодушно скривились:
– Нет. Кто это?
– Мой друг. Тоже полицейский. Он работал над этим делом.
– Что с ним случилось?
– Он покончил с собой.
– Значит, он потерпел неудачу. А вы не должны, Матье Дюрей. Не разочаруйте меня!
Он резко повернулся, и его сутана, колыхнувшись, издала хлопающий звук. Черно-красное предупреждение. Инквизиция вновь явилась из таинственного разлома веков.
70
– Я вас оставляю здесь. Вам только нужно идти в том направлении, откуда вы пришли. В конце зала сверните направо в галерею. В конце вы найдете выход.
Любезный тон Резерфорда резко отличался от грубовато-властного голоса ван Дитерлинга. Мы вышли из подземелья, через открывшуюся дверь виднелась приемная Сикста V.
– Конечно, конечно, – ответил я рассеянно.
Я попрощался с Резерфордом и пошел. Он задержал меня, схватив за запястье.
– Наши координаты, – сказал Резерфорд, кладя свернутый листок бумаги мне в карман пиджака. – На случай, если вы их потеряете.
Он продолжал улыбаться, но его хватка была железной. Я проскользнул между посетителями, которые вливались в Сикстинский зал. Перекинув плащ через руку, я держал досье как турист, делающий заметки.
После стольких часов одиночества и таких открытий я чувствовал себя одуревшим. Я не замечал ни окружавшей меня толпы, ни шума. Я видел лишь фрески. Сикст V протягивает руку к представляемым ему планам новой библиотеки. Император Август, основатель Палатинской библиотеки, ходит среди литераторов, бородатых и нагих, как отшельники. Прелаты заседают на Константинопольском соборе, а солдаты указывают на них пальцем.
Белые митры, отливающие бронзой шлемы, красные и шафрановые одеяния – все это буквально впечатывалось в мой мозг. Каждая деталь действовала на меня физически, как глоток обжигающего чая или струя ледяной воды. Гул призрачных голосов, тепло, исходящее от нарисованных тел, казалось, переплавлялись в ощущение дурноты… Я стал жертвой синдрома Стендаля. [28]
Внезапно я почувствовал, что сознание покидает меня. Я оперся о чье-то плечо и получил в ответ толчок, сопровождавшийся возмущенным протестом на скандинавском языке. Мне следовало немедленно выйти отсюда. Я нырнул в поток посетителей.
Передо мной мелькали образы. Христос протягивал мне дощечку с надписью: EGO SUM.[29] Буквы врезались мне в сознание, словно выжженные каленым железом. Наконец я добрался до галереи.
Это не принесло никакого облегчения – она была перегружена фресками, скульптурами, древними астрономическими инструментами. Я метнулся направо и, рассекая людской поток, пошел вдоль окон, выходивших в сады Ватикана и на зонтичные сосны. Зрение у меня помутилось, по коже побежали мурашки.
Вдруг на одну дурноту наложилась другая.
Совсем иного рода.
Меня преследовали. Но не человек ван Дитерлинга, не отвлеченный взгляд Пазузу.
Я прокладывал себе путь, повторяя на каждом шагу «prego», «pardon», «sorry» и получая в ответ ворчание и тычки локтями. Наконец, обойдя охранников, наблюдавших за этим людским стадом, я забился в угол у двери с цветными витражами и перевел дыхание.
Прямо передо мной был сине-красный витраж с изображением Марии и божественного младенца, которые смотрели на меня с уверенностью. Этот взгляд приказал мне продолжать путь без страха. Я почувствовал поддержку. Я положился на Спасителя и снова заскользил в толпе.
Конец галереи. Масса туристов казалась здесь еще более плотной, подобно реке, питающейся тысячей ручейков. Чтобы выйти из музеев, надо было пройти через последнее испытание – большую винтовую лестницу с бронзовым поручнем Джузеппе Момо. Пологий скат, который своими сглаженными округлостями навевал мысль о некой структуре, убегающей в бесконечность.
«Prego, pardon, sorry…» Я лавировал между группами. Один виток следовал за другим, как в крутом «штопоре». Вдруг меня пронзила мысль, что эта винтовая структура родственна глубинной структуре человеческого организма. Существовало тайное согласие между этой формой улитки и внутренней архитектурой человека. Я думал о спирали нашей ДНК, как вдруг какой-то толстяк ухватился за перила, перегородив мне проход. Его квадратная фигура заняла всю ширину пролета. Я натолкнулся на его руку и произнес громче: «Prego!» Тип не сдвинулся с места. Напротив, его пальцы вцепились в бронзовый поручень.
Вдруг все поняв, я отскочил к стене. Нож просвистел за моей спиной и воткнулся толстяку в предплечье. Я обернулся, но не заметил ничего необычного. Только туристов, которые начали толкаться, потому что я не двигался вперед. Раненая рука скрылась, и ее обладатель тоже.
Все произошло так молниеносно, что я спрашивал себя, не приснилось ли мне это. Но тут кто-то схватил меня за руку. Мужчина – без лица, только бейсболка с опущенным козырьком – приподнял меня и попытался перевалить через перила. Я удержался, вцепившись в поручень и выронив при этом плащ и досье. Беспорядок превратился в полный хаос. Туристы наталкивались друг на Друга. Животом я уперся в
