– Рассмотрите лучше… Опишите этот свет.
– Он смутный, неясный… Он живет.
– Как это?
– Он мигает…
– Как маяк, как сигнал?
– Нет… Он пульсирует… Как сердце…
В кабине воцарилось мертвое молчание. Атмосфера была пронизана волнением. Напряжение до того сгустилось, что казалось, под его напором сейчас лопнет стекло. Я опустил глаза на рубиновый свет датчика вокруг пальца Люка – материализованный образ того, о чем он говорил.
– Он меня зовет… Свет меня зовет…
– Что вы делаете?
– Я иду к нему. Я плыву по коридору.
– Коридор. Опишите мне его.
– У него живые стены.
– То есть?
Люк издал саркастический смешок, потом выгнулся, как будто у него болела спина:
– Стены… Они состоят из лиц… Лиц, погруженных в тень, рвущихся оттуда… они страдают…
– Вы слышите их призывы?
– Нет, они просто вопят и стонут… Им плохо… У них нет ртов. Вместо них открытые раны…
Мне вспомнился Данте:
Я подумал о ватиканских свидетельствах. Люк достиг своей цели – пережил негативный предсмертный опыт. Он стал «лишенным света».
– Вы все еще видите красный свет?
– Он приближается.
– А теперь?
Люк не ответил. Лицо его покрылось испариной. Казалось, он спускался в себя, преодолевал внутренние барьеры, физические и психические.
– Люк, что вы видите?
Мне в ноздри ударил какой-то запах. Резкий, лекарственный, смешанный с запахами камфары и экскрементов. Я его сразу же узнал – запах Агостины в «Маласпине». Люк разразился хохотом. Психиатр повысил голос:
– Что вы видите?
Люк протянул руку, как будто хотел до чего-то дотронуться. Его голос стал тонким-тонким:
– Красный свет… Стена. Изо льда… Или из лавы… Я не знаю. За ней что-то колышется…
– Что именно?
– Какое-то существо, прямо за стенкой. Можно сказать… Можно сказать, что оно плавает… в ледяной воде. Хотя я чувствую, что температура там как в жерле вулкана…
Ледяная кора – воплощение чистой скорби. Красная лава – символ душевной агонии. «Жерло» Люка оказалось открытой дверью в многоликий, бесконечный, вневременной мир. В ад?
– Опишите, что вы видите… Хотя бы отдельные детали.
– Я вижу… лицо… Оно горит. Я чувствую его жар, я…
– Опишите это лицо, Люк. Сосредоточьтесь!
– Я не могу. Я чувствую жар и холод. Я…
– Слушайте меня и описывайте, что вы видите…
Люк извивался в кресле. Провода вокруг его черепа сотрясались. Его лицо исказил тик, гримаса ужаса.
– Отвечайте мне, Люк!
– Глаза… налитые кровью глаза за ледяной стеной… – Люк был на грани истерики. – Лицо… Оно изранено… Я вижу кровь… вырванные губы… искромсанные скулы… Я…
– Продолжайте. Отвечайте на вопросы.
Его голова бессильно упала на грудь.
– Люк?
Глаза его были открыты. По щекам текли слезы. В то же время он улыбался. Страдания и испуг улетучились. Выражение лица было радостным. Он походил на изображения святых эпохи Возрождения в ореолах небесного сияния.
