очень ранняя. Он говорил с явным местным акцентом – раскатывая согласные. Особенно его занимал один вопрос:
– У вас шины зимние? Вы должны об этом подумать.
Я кивнул в ответ, продолжая жевать.
– Контактные! – он взмахнул вилкой. – Вам нужны контактные шины!
За сыром он завел разговор о другом занимающем его вопросе: о роли спорта в деле духовного спасения молодежи. Я воспользовался паузой между рокфором и брессанским сыром, чтобы упомянуть о теме моего «репортажа» – Сильви Симонис.
– Я плохо ее знал, – попытался уклониться Мариотт.
– Она не ходила на службы?
– Конечно ходила…
– Ревностная католичка?
– Даже слишком.
– Как это?
Мариотт вытер рот и отпил глоток красного вина. Он продолжал улыбаться, но теперь в нем чувствовалось напряжение.
– На грани фанатизма. Она верила в возврат к истокам.
– Служить мессу на латыни? Вы это имеете в виду?
– Послушать ее, так лучше было бы по-гречески!
– По-гречески?
– Представьте себе, старина! Она была увлечена ранним христианством, когда наша церковь еще делала первые шаги. Почитала никому не известных святых и мучеников. Я даже не знал их имен!
Я пожалел, что не был знаком с Сильви Симонис. Нам было бы о чем поговорить. Такая пылкая вера могла стать мотивом убийства: убийца – апостол Сатаны – выбрал истинную католичку.
– А что вы думаете о ее смерти?
– Не пытайтесь вовлечь меня в этот разговор, молодой человек. Не хочу я ворошить подобные воспоминания.
– Ее похоронили по церковному обряду?
– Естественно.
– И с вашего благословения?
– Почему бы нет?
– Но говорят, она покончила с собой…
Он натянуто усмехнулся:
– Я ничего не знаю об этой истории, но кое в чем совершенно уверен: это не самоубийство. – Он сделал большой глоток, приподняв локоть. – Только не это!
Я незаметно перевел разговор на другое:
– Вы уже служили здесь, когда была убита ее дочь, Манон Симонис?
Он вытаращил глаза, потом нахмурил брови. Вся эта мимика выражала приступ гнева:
– Сын мой, я предоставил вам кров, разделил с вами трапезу – так не пытайтесь что-то у меня выведать!
– Простите меня, я задумал сенсационный репортаж о Сартуи и об этих двух громких происшествиях. Я не могу не задавать вопросы. – Я подвинул стоявшее возле меня блюдо с фруктами. – Съешьте что-нибудь на десерт!
Он выбрал мандарин, помолчал немного и, наконец, проворчал:
– Вам ничего не удастся узнать об убийстве Манон. Эта история покрыта мраком.
– А что вы думаете о версии детоубийства?
– Полная чушь, как и все остальные. Может даже, самая дикая.
– Вы помните, как на это отреагировала Сильви? Вы оказали ей поддержку?
– Она предпочла укрыться в обители.
– В какой обители?
– Богоматери Благих дел.
Мне бы следовало догадаться самому. Обитель давала духовное убежище людям, переживающим траур. Выходит, Марилина ловко меня провела. На самом деле она прекрасно знала Сильви, раз та в 1988 году жила в монастыре.
Отдельные штрихи стали складываться в общую картину. Убийца принес Сильви Симонис в жертву Сатане, потому что она была ревностной христианкой. Он оставил ее тело на освященной земле – в парке у монастыря Богоматери Благих дел. Мотивом, возможно, было что-то вроде профанации. Но какое отношение это имеет к убийству ребенка? Не был ли убийца матери также и убийцей дочери?
