Руководитель следственной группы слезла со стула и продолжала, орудуя степлером, закреплять нижний край наволочки. Она сообщила Барбаре, что уже успела побывать в магазине на Карнэрвон-роуд в Клактоне. Накануне вечером она провела там примерно четверть часа, беседуя с владельцем. Когда она спросила, кто из его клиентов-пакистанцев обычно звонил по телефону некоему Хайтаму Кураши, он сразу же ответил:
— Так это же мистер Кумар, конечно же, он. А он что, в чем-то замешан?
Фахд Кумар его постоянный клиент, рассказал он Эмили. Он никогда не причинял хозяину никаких неудобств и хлопот, всегда платил наличными. Заходит по крайней мере трижды в неделю, чтобы купить несколько пачек сигарет, иногда газету и лимонные пастилки. Он просто тащится от лимонных пастилок.
— Хозяин никогда не спрашивал Кумара, где тот живет, — продолжала Эмили. — Но, очевидно, где- то поблизости, что облегчит нам поиски. Один из наших парней наблюдает за магазином из прачечной самообслуживания, расположенной в доме напротив. Как только Кумар объявится, он сообщит нам и возьмет его под наблюдение.
— А на каком расстоянии находится этот магазинчик от рыночной площади Клактона?
По лицу Эмили расплылась зловещая улыбка.
— Не дальше пятидесяти ярдов.
Барбара кивнула. Чуть ли не рядом с мужским туалетом. Это дает им возможность проверить показания Тревора Раддока. Она рассказала Эмили о телефонных звонках в Пакистан прошлой ночью. О том, что с абонентами разговаривал Ажар, она не сказала, а поскольку Эмили не стала расспрашивать и копаться в подробностях, она решила, что сама информация важнее, нежели способ, с помощью которого она была получена.
Эмили, так же как и Барбара, заинтересовалась беседой Кураши с муфтием.
— Итак, — заключила она, — если гомосексуализм считается у мусульман смертным грехом…
— Именно так, — подтвердила Барбара. — Я выяснила это.
— …Тогда, — продолжала Эмили, — вероятнее всего, что Тревор говорит правду. А этому самому Кумару — ведь он ошивается где-то по соседству, — видимо, тоже известно о делах Кураши.
— Наверное, так, — согласилась Барбара. — А что если Кураши спрашивал муфтия о грехе, который совершил кто-то другой? Ну, к примеру, Салах. Ведь она согрешила, вступив в тайную связь с Тео Шоу, — добрачная связь, как и прелюбодеяние, у них также считается серьезным грехом, за который, как я полагаю, ее могли изгнать из семьи. В этом случае Кураши сумел бы выскользнуть из грозящих ему брачных сетей. Может быть, он как раз стремился к этому и искал способ, как это осуществить.
— Тогда это определенно снимает все подозрения с Маликов. — Эмили кивком головы поблагодарила Белинду Уорнер, появившуюся в кабинете с факсом в руке. — Есть что-нибудь из Лондона по поводу отпечатков пальцев, найденных на «ниссане»? — спросила она.
— Я уже обращалась в дактилоскопическую картотеку, — ответила Белинда. — Они сказали, что их специалист по идентификации отпечатков ежедневно сравнивает более чем две с половиной тысячи пальчиков, а затем спросили, есть ли у нас веская причина, чтобы им отложить всю текущую работу и заняться нашим делом?
— Я позвоню им, — сказала Барбара, обращаясь к Эмили. — Обещать не могу, но попробую ускорить дело.
— Это факс из Лондона, — отрапортовала Белинда. — Профессор Сиддики перевел то, что мы просили, из книги, найденной в комнате Кураши.
Фил звонил с пристани. Семейство Шоу держит там свое судно, большой прогулочный катер с каютой.
— А у азиатов есть там какие-либо плавсредства?
— Нет. Только у Шоу.
Отпустив подчиненную, Эмили некоторое время задумчиво смотрела на листок с факсом, прежде чем прочесть напечатанное на нем сообщение.
— Салах подарила Тео Шоу золотой браслет, — обращаясь к ней, сказала Барбара, — с надписью «Жизнь начинается только сейчас». А его алиби не стоит ни гроша.
Эмили между тем внимательно читала пришедший из Лондона факс.
— «Как можешь ты, — вслух прочла она, — не встать на борьбу за дело Аллаха и ради тех страждущих среди мужчин, женщин и детей, которые взывают: «О, Всевышний, выведи нас из этого города, в котором все люди угнетатели! О, пошли нам на помощь тех, кто с тобой! О, дай нам от себя защиту!» Вот так-то. — Она бросила листок на стол. — Ясно, что ничего не ясно.
— Похоже, мы можем доверять Ажару, — заметила Барбара. — Этот перевод почти дословно повторяет его. А что касается смысла, то Муханнад настаивает на том, что кто-то угрожал Кураши насилием. При этом он упирает на фразу «выведи нас из этого города».
— Разве он утверждает, что Кураши подвергался постоянному преследованию? — удивилась Эмили. — На этот счет у нас ничего нет.
— Кураши, должно быть, хотел избавить себя от этого брака, — предположила Барбара. Она все больше склонялась к этой мысли и искала факты, подтверждающие ее. — Представь, сколько насмешек обрушилось бы на него, когда шашни его невесты с Тео Шоу выплыли бы наружу. Вполне логично, что он не хотел вступать в этот брак. Возможно, он и в Пакистан звонил для того, чтобы поговорить об этом с муфтием, но сообщил не прямо, а в завуалированной форме.
— Я бы сказала, что он сам вдруг понял, что не сможет притворяться в течение последующих сорока лет, а потому попытался избежать этого брака, а то, что он обсуждал с муфтием, не так уж и важно. А когда до ушей кого-то из местных дошел слух о его нежелании вступать в брак с Салах, тогда… — Она подняла руку и при помощи большого и указательного пальцев изобразила пистолет, направила его на Барбару и спустила воображаемый курок. — Как по-твоему, Барб, что было дальше?
— Ну, а куда мы пристроим Кумара? И четыре сотни фунтов, перешедших от Кураши в его карман?
— А вдруг эти четыре сотни фунтов — что-то вроде задатка… часть приданого? Возможно, Кураши сватал одну из своих сестер за Кумара. Ведь у него же есть сестры? Об этом упоминается в каком-то из этих дурацких отчетов. — Она указала рукой на груду бумаг, возвышавшуюся на ее столе.
То, что предполагала Эмили, было не лишено смысла, и та уверенность, с которой она высказала свою гипотезу, вызвала у Барбары волнение и беспокойство, которые еще больше усилились, когда Эмили продолжила развивать свою мысль.
— Убийство было спланировано вплоть до мельчайших деталей, Барб. И последняя деталь — это железное алиби. Ведь тот, кто следил за всеми передвижениями Кураши в ту ночь, натягивал проволоку, проверял, чтобы на месте убийства не осталось никаких улик, не смог бы доказать свое отсутствие в это время и в этом месте и тем самым подтвердить свое алиби.
— Согласна, — сказала Барбара. — Похоже, ты права. Но если у всех, кроме Тео Шоу, есть алиби — а мотив убить Кураши был у нескольких подозреваемых, — может, нам стоит поискать еще? — Она принялась рассказывать Эмили о других телефонных звонках Кураши. Но как только она дошла до непонятного сообщения с автоответчика в Гамбурге, Эмили перебила ее.
— В Гамбурге? — оживилась она. — Кураши звонил в Гамбург?
— Номера телефонов в Гамбурге значатся на компьютерной распечатке. Кстати, один звонок был сделан в главное полицейское управление, однако мне не удалось узнать, кто ответил на его звонок. А что, разве с Гамбургом связано что-то важное?
Вместо ответа Эмили выдвинула ящик стола и выудила пластиковый пакет с низкокалорийной смесью орехов и сухофруктов. Барбара смотрела на него, стараясь согнать со своего лица виноватое выражение. Она-то позавтракала более чем обильно: хорошая яичница, картофель фри, сосиски, грибы, бекон — вся эта снедь целиком состояла из холестерина и жиров. Но Барбара быстро сообразила, что Эмили сейчас не до этого, настолько сильно озадачило ее сообщение о Гамбурге.
— Эм? — спросила Барбара. — В чем дело?
— Клаус Рохлайн.
— Кто?
