— Отвернитесь! — быстро прошептала Элпью, когда из тюремных ворот к повозке кинулся человек — судя по всему, тоже стражник.
— Кто? Леди Эшби де ла Зуш? — крикнул он. Свернув в боковую улочку, дамы зашагали прочь от места происшествия.
К тому времени, как они добрались до апартаментов герцогини де Пигаль на Арлингтон-стрит в Сент- Джеймсском предместье, Элпью освободила от веревки запястья своей госпожи и рассказала о событиях в доме Уилсонов.
— А эта девица, Бетти? Она, я полагаю, была весьма неравнодушна к мистеру Уилсону?
— Возможно, — согласилась Элпью, вспомнив, как без всяких на то оснований — ведь на самом деле она проявила верность графине — эти же слова были сказаны и про ее отношения с неверным мужем хозяйки, сэром Питером.
— Настолько неравнодушна, что могла попытаться убить его жену, подозревая, что та виновна в его смерти? Так, да?
Такие выводы делать было рановато, но Элпью была уверена: что-то тут неладно и каким-то образом действительно связано со служанкой Бетти.
— А сурьма, которой отравили вдову? — пропыхтела графиня. — Что это такое?
Элпью покачала головой.
— Понимаете, у меня не было времени остаться и поболтать с аптекарем, — сказала она. — Нужно было проследить за девушкой до того места в Солсбери-Корте.
— Ну, а про счет что ты узнала? — Графиня выстраивала в голове все факты. — Зачем Бо Уилсону нужна была старая моча и прочие гадости, о которых ты упоминала?
— Счет? — Элпью запустила пальцы за вырез. — У меня даже не было времени посмотреть. Слишком много всего происходило.
Они стояли на крыльце перед дверью Пигаль. Пока Элпью разворачивала потрепанный и забрызганный чернилами листок бумаги, графиня позвонила в колокольчик.
— Куплено: один галлон старой мочи, — прочла она вслух. — Куплено: одна немецкая стеклянная реторта. Куплено: один фунт чистого песка. Куплено: семь драхм киновари…
Дверь отворилась, и на женщин высокомерно уставился слуга иноземной наружности — в атласном тюрбане и с длинными усами.
— Господа! — фыркнул он с презрением, усвоенным в результате длительного и тесного знакомства с экстравагантными личностями. — Чем могу служить? Полагаю, вы пришли к мадам герцогине?
Элпью с графиней совсем забыли, что на них мужские парики и плащи, и, в любом случае, были слишком поглощены счетом — Элпью зачитывала последний пункт в списке приобретений Бо:
— Куплено: два скрупула сурьмы.
Глава пятая
Вываривание
Олимпия Афина Монтелимар, герцогиня де Пигаль, пребывала в трауре. Она со скорбным видом вышла навстречу посетительницам, с головы до ног закутанная в черный атлас; морковного цвета волосы, казалось, освещали ее лицо подобно ослепительному нимбу.
— Моя догогая Эшби! — Раскинув руки, она шагнула к графине, готовая принять ее в свои объятия. — Я знала, что ты ко мне пгидешь.
Увернувшись, графиня прижалась к дверному косяку и выставила руку.
— Не подходи, лесбиянка, — твердо заявила она. Пигаль пожала плечами и покачала головой на галльский манер.
— Но я подумала…
— Если я в мужской одежде, совсем не обязательно, что я стала последовательницей Сафо. — Графиня прошла в затемненную комнату. — Почему задернуты все шторы и зажжены свечи? На дворе белый день.
Резко обернувшись к подруге, ее светлость покачнулась и ухватилась за ближайший столик, взор ее упал на истерзанное тельце рыжей белки.
— Боюсь, это Джогдж, — с неистребимыми французскими интонацией и акцентом проговорила Пигаль, любовно склоняясь над открытой шкатулкой. — Он умег пгошлой ночью. Тяжелая выдалась для меня неделя. В понедельник кгыса добгалась до моего соловья, вчега моя милая галка улетела с моими любимыми сегьгами и не вегнулась, а тепегь вот… Джогдж. — Она погладила узловатым пальцем шелудивый трупик. — По-моему, это была малягия.
Моргая в полумраке, Элпью осмотрелась. Она никогда не видела ничего подобного. Никогда еще ей не доводилось бывать в столь цветисто разукрашенных комнатах, как эта. Великолепные стены были задрапированы шелковыми и атласными полотнищами. Над камином и на стене напротив окон висели великолепные картины, изображавшие красивую женщину в разной степени обнаженности. На другой стене висела гитара. Мебель была выдержана в красно-золотых тонах. Повсюду, где только можно, что-нибудь стояло или лежало: большая витая раковина, ожерелье, часы, кочан капусты, кувшин с кистями для рисования, пара тамтамов, спящая кошка, чучело крокодила. Ковер напоминал толстое шерстяное одеяло в цветах и лентах, с рисунком в белый горошек. При ближайшем рассмотрении Элпью обнаружила, что это птичий помет.
— Нам нужно убежище, — как бы между прочим сказала графиня.
— Опять кредиторы, догогая?
— Боюсь, хуже, Олимпия, дорогая. Меня разыскивают за убийство.
Ярко-красные от помады губы Пигаль расплылись в улыбке.
— Что ты такое говоришь! Как чудесно! — Она хлопнула усатому лакею. — Азиз! Поставь карточный столик. Нас как раз четверо для бассета. — Она сочувственно посмотрела на графиню. — Кто этто был, догогая? Этта свинья, твой муж?
— Но, мадам, — кашлянув, Азиз посмотрел на мертвую белку, — церемония…
— Ах да, конечно. — Пигаль захлопнула крышку шкатулки и подошла к камину. — Пгощай, вегный слуга! — воскликнула она и, небрежно швырнув гробик в огонь, вернулась и села рядом с графиней, которая скромно примостилась на краешке обитого красным бархатом дивана. — Гасскажи мне ВСЕ…
Пока Азиз и Элпью расставляли стулья и выкладывали карты, графиня поведала герцогине о событиях последних нескольких дней.
— И кто же, по-твоему, этто сделал? — спросила Пигаль, встав по окончании рассказа с дивана и направляясь к своему месту за карточным столом.
— По моему мнению, дело яснее ясного. — Графиня потерла руки. — Это была его жена.
Пигаль принялась тасовать карты.
— Или служанка, — проговорила Элпью.
— У меня нет денег, — опускаясь на свой стул, сказала графиня.
— Ну газумеется, догогая. Я бегу долговые гасписки. — Пигаль протянула руку. — Азиз! Мою маску.
Азиз снял с дверной ручки висевшую на ней маску, расшитую красными блестками, и передал своей госпоже. Та надела ее.
— Мне важно, чтобы я была в маске — вы не должны видеть по моему лицу, выиггываю я или пгоиггываю. — Она ознакомилась со своими кагтами, потом шлепнула одну на зеленое сукно стола. — Откгываю.
Элпью заерзала на стуле. В какое же безвыходное положение они попали! Пока они здесь сидят, нет никакой возможности начать поиск настоящего преступника, но если они осмелятся выйти, над ними
