Ее светлость, прищурившись, уже стояла над Элпью.
— То-то мне показалось, что я вижу знакомое лицо! — И графиня набросилась на Элпью с кулаками. — Ты, отвратительная, лживая распутница! Ты, гадюка, змея, которую я пригрела…
— Да успокойтесь же, миледи, прошу вас, — прошипела Элпью. — Я здесь для того, чтобы освободить вас и предложить вам сделку. От вас же мне нужно коротенькое письмо. У нас меньше минуты.
Элпью торопливо поведала графине, каково их положение касательно работы у Кью и как они могут привести это дело к успешной развязке.
Спустя мгновение уже вернулся Саймон и, улыбаясь во весь рот, объявил, что священник ответил отказом.
— Специальные часы для венчания заканчиваются ровно в три, так он мне сказал.
Элпью разыграла разочарование. День за днем она не раз становилась свидетельницей подобных сцен. Священник строжайше придерживался старых установлений. На его педантичность она и рассчитывала.
Обернувшись, она едва заметно подмигнула графине. Та опустила глаза и поджала в ответ накрашенные вишневой помадой губы.
Было уже пять минут четвертого, когда надзиратель без особых церемоний вытолкал Элпью и Саймона за ворота тюрьмы.
— Ну вот и все! Я же говорила, что ничего страшного с тобой не случится, — проговорила Элпью, энергично потирая руки. — Теперь, если ты не прочь прогуляться со мной за уголок, Саймон, мы подождем послания из-за решетки.
В этом письме, торопливо написанном обычными ее каракулями, графиня объясняла Годфри, что Элпью должна попасть в дом, с тем чтобы принять в салоне миссис Кью. Затем Годфри принесет в тюрьму деньги, которые миссис Кью передаст Элпью, и обеспечит немедленное освобождение графини.
К шести вечера леди Эшби де ла Зуш, баронесса Пендж, графиня Клэпхэмская, снова воцарилась в своем лондонском жилище. К семи часам они с Элпью заключили сделку, устраивавшую их обеих: они будут работать на пару, выискивая разные истории и обрабатывая их для газеты, принадлежащей чете Кью. Две трети денег будет получать графиня, но в обмен на львиную долю наличных графиня позволит Элпью бесплатно разместиться в Энглси-хаусе.
Глава вторая
Насыщение
Да вот беда: Энглси-хаус на поверку был вовсе не тем, чем казался.
Построенный в конце семнадцатого столетия, особняк щеголял изумительным фасадом в три этажа с богато украшенными подъемными окнами. Вход представлял собой обитую панелями дверь в обрамлении элегантного портика с белыми коринфскими колоннами, увенчанными лепниной в виде листьев аканта.
Войдя внутрь, гость попадал в просторный вестибюль со множеством дверей по обеим его сторонам.
Первая дверь справа вела в салон. Стены его, обитые пунцовой шелковой парчой, были отделаны резными липовыми панелями. Над восхитительным камином висел огромный портрет маслом, на котором графиня была изображена во дни своей молодости. Переливы и складки атласа, облекавшего статную фигуру ее светлости, были выписаны с поражающим взгляд совершенством, свойственным лишь кисти несравненного сэра Питера Лели.[12]
Мебели в этом помещении было немного — инкрустированный комод черного дерева и несколько мягких красного дерева кресел, обитых красным же бархатом; но вся она была отличного качества и удобйая.
Элпью и графиня обговаривали детали своей сделки, сидя в креслах перед неразожженным камином, а Годфри потчевал их горячим шоколадом.
Как только Элпью дала свое согласие, графиня, взяв ее за руку, повела смотреть дом.
— Ну что ж, малышка Элпью, — сказала графиня. — Сначала ты должна увидеть свое новое жилище во всей его красе. — Она проковыляла через вестибюль и распахнула одну из дверей.
Комната была пуста и лишена всех украшений: со стен была ободрана обивка, а осыпавшаяся штукатурка небольшими кучками лежала на голых досках пола.
— Для меня наступили тяжелые времена, а нужда всему научит. Я пустила в ход всю свою изобретательность. Сначала понемножку распродавала мебель и кое-как перебивалась.
Элпью присвистнула.
— После исчезновения его светлости дела шли все хуже и хуже, — с одышкой говорила графиня, тащась вверх по деревянной лестнице. — Мне повезло: когда наш старый дом на Стрэнде забрали за долги, король не забыл меня и любезно предоставил новое жилье. Это произошло всего за несколько лет до того, как славный старый миляга сыграл в ящик, отправившись на встречу со своим создателем. По времени для меня все вышло удачно. Разорись я несколькими годами позже, пришлось бы обращаться с прошением к его брату. Но этот надутый здоровяк Яков[13] и в подметки ему не годился. Жуткий лицемер-папист.
Во всех верхних комнатах в потолках зияли дыры, и по облупившимся стенам расползлись черные пятна сырости. Из комнат третьего этажа можно было ясно видеть звезды в небе и пролетавших время от времени птиц.
Элпью поежилась. Ей пришло в голову, что с этой сделкой — по крайней мере в смысле бесплатного проживания — она здорово промахнулась.
Открыв дверь в комнату на самой верхотуре, графиня объявила:
— Это спальня Годфри.
Помещение было таким же промерзшим, голым и обветшавшим, как и все остальные.
— Но?… — Элпью мысленно повторила их путешествие по дому. Возможно, Годфри и ночует в этой комнате, но где же тогда спальня ее светлости? Во всем доме она не увидела ни одной комнаты с кроватью.
— Годфри — жалкий старый хрыч. — Графиня закрыла дверь и начала спускаться по шаткой лестнице. — Но он предан мне. Немного найдется грумов, которые останутся у тебя на службе, даже если лошадь продана и у тебя нет наличных, чтобы платить им.
Она с улыбкой обернулась к Элпью.
— И к тому же мне одиноко. Почти все мои друзья отбросили копыта — хоть многие, надо думать отправились в Преисподнюю, где без копыт бесьма неуютно, — и я привыкла считать Годфри чем-то вроде сварливой собаки в доме.
В конце экскурсии графиня провела Элпью по темному коридору в заднюю часть дома и гордо распахнула дверь в кухню.
Здесь Элпью наконец-то попала в тепло. В белой кухне в огромном открытом очаге с ревом полыхал огонь, наполняя помещение жаром. Вдоль одной из стен стояла мебель, какой обыкновенно на кухне не увидишь: удобные кресла, книжные полки, скамеечки для ног, карточный столик и две огромные раскладные кровати.
С потолка свисала веревка для белья, а пол был завален стопками книг и листами бумаги.
— Вот здесь мы живем
Сальные свечи, пристроенные на балках и столах по всей комнате, оплывали от сквозняка, которым тянуло из вестибюля.
— Будет, когда вы закроете дверь, — проворчал из своего угла Годфри.
— Как видишь, деньги у меня кончились много лет назад, — сказала графиня, тщательно закрывая
