Ричард вздохнул, нацарапал на пергаменте несколько фраз и приготовился наложить на воск печать Кантеров – у обоих братьев были одинаковые кольца с родовой печатью. Теперь следовало составить послание новому королю. Брат Томас сообщил о предстоящей свадьбе королевского фаворита Пьера Гавестона. Замок Танбридж в Кенте, где состоится свадьба, всего в трех днях пути от Хоксли.
Если все, что слышал Ричард о связи молодого короля с Гавестоном, правда, то такое событие будут праздновать много дней и даже недель. Предстоят игры, турниры… Между обоими мужчинами существует такая связь, что молодой король обязательно будет шафером. Ричард наблюдал эту привязанность, пока служил при дворе отца нынешнего монарха. Прежний король не поощрял эту юношескую слабость своего сына. Но прошлой осенью Эдуард I умер, а его сын, став Эдуардом II, возвысил Гавестона свыше всякой меры. Он даже сделал его графом Корнуоллом, а теперь вот устраивает своему любимцу выгодное супружество, намереваясь женить его на кузине короля Маргарет де Клер. Оказавшись в Танбридже, Ричард рассчитывал изложить королю Эдуарду требования английских тамплиеров, надеясь, что новый монарх проявит мужество и не уступит давлению французского короля, своего будущего тестя.
Ричард обмакнул перо в чернильницу и принялся за письмо, радуясь, что работа отвлечет его, вытеснит из головы иные, грешные, мысли.
Глава 4
Дрожа от утреннего холода, Мег спешила от задней калитки к входу в дом. Конечно, мерзнуть неприятно, зато холод освежает мысли, помогает обрести бодрость. Девушка устала так, что едва держалась на ногах. Четыре последние ночи были ужасны. Элинор вела себя крайне беспокойно, а прошлая ночь оказалась хуже всех предыдущих, однако Мег так и не решилась позвать на помощь Ричарда: боялась искушать судьбу – вдруг потеряет свое место при Элинор, да и скрывать волнение в присутствии хозяина Хоксли ей становилось все труднее. К тому же Элла все же оставалась управляемой. Обычно она начинала метаться во сне, вскрикивать – и ничего больше, но прошлой ночью она вскочила, побежала к окну, вцепилась в железные прутья и отчаянно зарыдала.
Когда Мег протянула к кузине руку, та обернулась и забормотала:
– Не трогай меня! Не прикасайся! Никто ко мне не должен прикасаться! – Потом побежала к кровати, бросилась на нее, сжалась в комок и затихла.
Мег долго не могла успокоиться, целый час наблюдала за кузиной, но больше ничего не происходило. Осталась лишь сокрушительная усталость.
Нынешним утром Элла еще спала, когда Мег выскользнула из комнаты, заперла ее снаружи и отправилась в деревню. Мег надеялась, что кузина будет спокойно спать, пока Уилла, как всегда, не принесет свежий, горячий хлеб и молоко, а сама Мег побудет с Эллой днем. Может быть, кузина позволит расчесать ей волосы или согласится вымыться в лохани.
По крайней мере ей не придется видеть Ричарда после того, что должно произойти сегодня, думала Мег, направляясь к западной окраине деревни. Ричард бывал на утренней мессе и в течение дня больше в Хоксли не появлялся, проводил время в приорате с братом Томасом, занимаясь счетами и хозяйственными книгами Хоксли. Мег рассчитывала воспользоваться его отсутствием и выполнить обещание, данное вдове Уильяма Карпентера.
Последний год тяжело дался почти всем жителям деревни, но Джоанне Карпентер из-за безвременной смерти мужа пришлось хуже всех, а теперь она и ее четверо малолетних детей могли потерять и все остальное, ибо сегодня утром в деревне начинали убирать виноград и делать молодое вино. К этому дню Джоанна, которая сейчас нянчила новорожденных близнецов, должна была закончить свою долю обязательных работ на владельца Хоксли.
По закону все обитатели деревни должны отработать барщину до того, как начнут заниматься собственными делами. Вот и Джоанне нужно проработать три дня на винограднике в поместье, иначе ее накажут штрафом, который женщина ни за что не сможет выплатить.
Глаза Мег сердито сверкнули, она зашагала быстрее, с силой сжимая в руке веревочную дужку ведра. Печальная правда состояла в том, что за годы, пока в отсутствие Ричарда имением управлял брат Томас, он умудрился разорить практически всех жителей села. Когда летом, во время молотьбы, Карпентер умер, брат Томас настоял, чтобы семья выплатила за него налог на смерть. Закон позволял священнику потребовать лучшее животное умершего. Таким животным оказалась тощая корова семьи. Новый долг Джоанне с детьми не одолеть.
Но беды на этом не кончались, с горечью вспомнила Мег, направляясь к винограднику на западном, самом солнечном склоне. Брат Томас в погоне за наживой возродил древний, почти забытый обычай требовать в пользу церкви второе по качеству домашнее животное умершего. Такой закон действительно существовал, но, как правило, при крайней бедности церковь его не соблюдала.
Теперь у семьи не оставалось почти ничего, кроме скудной полоски земли, где вымокал под осенним дождем несжатый овес. Зимой им грозила голодная смерть. Мег понимала, что ее ждут неприятности, но все равно решилась по возможности облегчить их участь. Сегодня это означало, что она должна собрать достаточно винограда, чтобы Джоанне зачли ее долю работы.
Ограда вокруг виноградника заваливалась наружу. Мег протянула руку к калитке. Работники уже собрались и сейчас громко переговаривались.
– Из-за дождей в прошлом месяце урожай почти сгнил, – заявил Мэтью Грейвз, местный староста, самый богатый из свободных вилланов. – Если будут ранние заморозки, не миновать беды. Сегодня надо собрать как можно больше, иначе ничего не останется, – закончил он и покачал головой.
– Помоги нам Господь, – вздохнула одна из женщин, крепче повязывая платок красными, загрубелыми пальцами.
– Да уж, если мы хотим выжить, без Божьей помощи нам не обойтись, ведь в поместье вернулся рыцарь-тамплиер. Через пять лет вернулся! – подал голос Томас Чофтон и состроил кислую мину. – Сэр Ричард не преминет забрать свою долю урожая, даже если нам достанется одно гнилье. Видать, мы поменяли одного лицемерного святошу на другого.
Тут один из крестьян заметил Мег, и разговоры утихли. Кто-то кашлянул, а Том отвел глаза и сплюнул на землю, словно стыдясь, что ругал хозяина.
Мег постояла, пытаясь справиться с обидой, – пропасть, отделяющая ее от здешних людей, стала еще шире. Их разделяла вековая традиция, традиция крови, и традиция эта непреодолима, пусть даже Мег сама отбросила титул и, как может, старается врасти в ткань деревенской жизни. Преодолевая неловкость, она спросила обыденным тоном.
