легендарного индейского вождя, умершего сто лет назад, и вдруг земля зашевелилась, можно сказать, разверзлась, и из-под кочки вылез индейский воин в перьях, с томагавком, с раскрашенной физиономией. Зрители задрожали, а Клеопатра, вся во власти мистического транса, возопила: «Я чувствую в себе силу Космоса! Где тут у вас городское кладбище? Сейчас я оживлю всех, кто там лежит!». Тут в статье написано, — пояснил полицейский, — что кладбище Голден-Наггета было весьма обширным, потому что на приисках каждый день кого-нибудь непременно отправляли на тот свет. Могил, кажется, было даже больше, чем живых обитателей городка. Когда старатели представили, что начнется, если все забияки, пьяницы и висельники вдруг полезут из могил, среди зрителей началась паника. Положение спас мировой судья. Он вышел вперед и очень вежливо спросил у Драконессы, не согласится ли она прекратить сей великий эксперимент, если жители городка преподнесут ей полную сумку золотого песка в качестве скромного пожертвования на нужды оккультной науки.
— Ну и как, согласилась? — расхохотался лейтенант.
— Да. За две сумки.
— А что индейский вождь? — спросил Фандорин, улыбаясь. Славная у него улыбка, только уж больно мальчишеская, подумала Кларисса. Нет, дорогая мисс, выкиньте из головы. Как говорят в Суффолке, хорош пирожок, да не про твой роток.
— Индейского вождя Клеопатра Франкенштейн забрала с собой, — с серьезным видом ответил Гош. — Для научных исследований. Говорят, его потом прирезали по пьянке в денверском борделе.
— Д-действительно интересная особа эта Мари Санфон, — задумчиво произнес Фандорин. — Расскажите-ка про нее еще. От всех этих ловких мошенничеств до хладнокровного массового убийства изрядная д-дистанция.
— Oh, please, it's more than enough, — запротестовала миссис Труффо и обратилась к мужу. — My darling, it must be awfully tiresome for you to translate all this nonsense.[12]
— А вас, мадам, никто на заставляет тут сидеть, — обиделся комиссар на «нонсенс».
Миссис Труффо возмущенно похлопала глазами, однако уйти и не подумала.
— Мсье казак прав, — признал Гош. — Подыщу-ка я примерчик позлее.
Мадам Клебер прыснула, взглянув на Фандорина, да и Кларисса при всей своей нервозности не могла сдержать улыбки — до того мало был похож дипломат на дикого сына степей.
— А вот про негритенка послушайте. Тут и летальный исход присутствует. Дело недавнее, позапрошлого года. — Сыщик проглядел несколько скрепленных вместе листков, видимо, освежая историю в памяти. Ухмыльнулся. — В некотором роде шедевр. В моей папочке много чего есть, дамы и господа. — Он любовно похлопал короткопалой плебейской лапой по черному коленкору. — Папаша Гош собирался в дорогу основательно, ни одной бумажечки, которая могла бы пригодиться, не забыл. Конфуз, о котором я вам сейчас, поведаю, до газет не дошел, у меня тут полицейская сводка. Значит, так. В одном немецком княжестве, (в каком именно, не скажу, потому что материя деликатная) ждали прибавления в августейшем семействе. Роды были трудными. Принимал их лейб-медик, почтенный доктор Фогель. Наконец спальня огласилась писком. Когда великая герцогиня, от страданий на несколько минут лишившаяся чувств, открыла глаза и слабым голосом попросила: «Ах, герр профессор, покажите мне моего малютку», доктор Фогель с крайне смущенным видом подал ее высочеству очаровательного крикуна светло-кофейного цвета. Великая герцогиня снова лишилась чувств, а доктор выглянул за дверь и опасливо поманил пальцем великого герцога, что было вопиющим нарушением придворного этикета.
Видно было, что комиссару доставляет особое удовольствие рассказывать эту историю чопорным виндзорцам. Вряд ли в полицейской сводке содержались такие подробности — Гош явно фантазировал. Он подсюсюкивал, говоря за герцогиню, а слова нарочно подбирал возвышенные — видно, так ему казалось смешнее. Кларисса аристократкой себя не считала, но все- таки морщилась, почитая за дурной тон глумление над высочайшими особами. Насупил брови и сэр Реджинальд, баронет и отпрыск древнего рода. Но комиссару такая реакция, кажется, только прибавляла вдохновения.
— Его высочество на лейб-медика не обиделся, потому что момент был волнующий, и, обуреваемый отцовскими и супружескими чувствами, бросился в спальню… Последовавшую за этим сцену вы можете вообразить себе сами: и по-солдатски ругающегося венценосца, и великую герцогиню, то рыдающую, то оправдывающуюся, то лишающуюся чувств, и орущего во всю глотку негритенка, и замершего в благоговейном ужасе лейб-медика. В конце концов его высочество взял себя в руки и решил следствие в отношении ее высочества отложить на потом. Пока же требовалось замести следы. Но как? Потихоньку спустить младенца в уборную? — Гош шутовски приложил ладонь к губам. — Прошу прощения, сударыни, сорвалось. Избавиться от младенца было нельзя — его рождения ждало все княжество. Да и грех как-никак. Советников собирать — не дай бог проболтаются. Что делать? И тут доктор Фогель, почтительнейше откашлявшись, предлагает спасение. Говорит, что у него есть одна знакомая, фрейлейн фон Санфон, которая способна творить чудеса и может не то что новорожденного белого младенца, но даже и птицу феникс с неба достать. Держать язык за зубами фрейлейн умеет, денег за свою услугу, будучи девицей благородной, конечно, не возьмет, но очень любит старинные драгоценности… В общем, через пару часов в атласной колыбельке уже покоился славный малыш, белее молочного поросенка и даже с белобрысыми волосенками, а бедного негритенка вынесли из дворца в неизвестном направлении. Впрочем, ее высочеству сказали, что невинное дитя будет увезено в южные широты и передано там на воспитание хорошим людям. Итак, все устроилось наилучшим образом. Благодарный герцог передал доктору для фрейлейн фон Санфон чудесную алмазную табакерку с вензелем, а также благодарственную записку и устное пожелание раз и навсегда покинуть пределы княжества. Что деликатная девица немедленно и исполнила. — Гош, не сдержавшись, фыркнул. — Наутро, после скандала, длившегося всю ночь, великий герцог наконец решил рассмотреть получше своего наследника. Брезгливо вынул паренька из колыбельки, повертел и так и сяк — и вдруг увидел на розовой, пардон, заднице родимое пятно в виде сердечка. Точно такое же имелось на филейных частях у его высочества, а также у покойного фатера его высочества, у гроссфатера и так далее до седьмого колена. В полном недоумении герцог послал за лейб-медиком, однако выяснилось, что доктор Фогель накануне ночью отбыл в неизвестном направлении, оставив жену и восьмерых детей. — Гош зашелся хриплым смехом, закашлялся, замахал руками. Кто-то неуверенно прыснул, мадам Клебер целомудренно прикрыла губы ладошкой.
— Наскоро организованное расследование установило, что лейб-медик в последнее время вел себя странно и якобы даже появлялся в игорных домах соседнего Бадена, причем в обществе некоей веселой молодой особы, по описанию очень похожей на фрейлейн фон Санфон. — Сыщик посерьезнел. — Доктора обнаружили два дня спустя в страсбургской гостинице. Мертвым. Принял смертельную дозу лауданума, оставил записку: «Во всем виноват я один». Явное самоубийство. Кто истинный виновник, было ясно, но поди докажи. Что до табакерки — высочайший подарок, и записочка имеется. А судебный процесс обошелся бы их высочествам себе дороже. Конечно, самое загадочное — как удалось подменить новорожденого принца на негритенка и откуда в краю голубоглазых блондинчиков вообще взялся шоколадный младенец. Правда, по некоторым сведениям, незадолго до описанной истории у Мари Санфон состояла на службе горничная-сенегалка…
— Скажите, к-комиссар, — сказал Фандорин, когда стих хохот (смеялись четверо: лейтенант Ренье, доктор Труффо, профессор Свитчайлд и мадам Клебер). — А что, Мари Санфон так хороша собой? Способна вскружить голову любому мужчине?
— Да ничего особенного в ней нет. Всюду написано, что внешности она самой заурядной, особые приметы отсутствуют. — Гош нагло окинул Клариссу цепким взглядом. — Цвет волос, манеру поведения, акцент, стиль одежды меняет с легкостью. Но, видно, есть в этой женщине что-то особенное. Я по роду службы всякого навидался. Самые что ни на есть роковые разбивательницы сердец редко бывают красавицами. На фотографии увидишь — взгляд не задержится, а встретишь — так искорками по коже и защекочет. Мужчина ведь не на прямой нос и длинные ресницы клюет, он особый запах чует.
— Фи, комиссар, — одернула пошляка Кларисса. — Вы в обществе дам.
— Я в обществе подозреваемых, — очень спокойно парировал Гош. — И вы — одна из них. Почем я знаю, нет ли здесь, за столом, мадемуазель Санфон?
Он так и впился глазами в Клариссино лицо. Это все больше и больше напоминало дурной сон. Стало тяжело дышать.
— Если я п-правильно сосчитал, этой особе сейчас должно быть 29 лет?
Спокойный, даже вяловатый голос Фандорина помог Клариссе взять себя в руки. Она встрепенулась и — не до женского тщеславия — воскликнула:
— Нечего на меня так смотреть, господин сыщик! Вы мне делаете явно незаслуженный комплимент. Я старше вашей авантюристки… почти на десять лет! Да и остальные дамы вряд ли подходят на роль мадемуазель Санфон. Госпожа Клебер слишком молода, а госпожа Труффо, как вам известно, не говорит по-французски!
— Для такой ловкачки, как Мари Санфон, скинуть-накинуть десяток лет — сущий пустяк, — медленно ответил Гош, все так же пристально глядя на Клариссу. — Особенно если куш так велик, а провал пахнет гильотиной. Так вы и вправду не бывали в Париже, мадемуазель Стамп? Где-нибудь в районе рю де Гренель?
Кларисса смертельно побледнела.
— Ну, тут уже вынужден вмешаться я как представитель пароходства «Джаспер-Арто партнершип», — раздраженно прервал полицейского Ренье. — Дамы и господа, заверяю вас, что на наш рейс проходимцам с международной репутацией доступ был закрыт. Компания гарантирует, что на «Левиафане» нет ни шулеров, ни кокоток, ни тем более известных полиции авантюристок. Сами понимаете — первое плавание, особая ответственность. Скандалы нам ни к чему. Мы с капитаном Клиффом лично проверяли и перепроверяли списки пассажиров, в случае необходимости наводили справки. В том числе и у французской полиции, господин комиссар. И я, и капитан готовы поручиться за каждого из присутствующих. Мы не мешаем вам, мсье Гош, выполнять ваш профессиональный долг, однако вы попусту тратите время. И деньги французских налогоплательщиков.
— Ну-ну, — проворчал Гош. — Поживем-увидим.
После чего миссис Труффо, ко всеобщему облегчению, завела разговор о погоде.
Реджинальд Милфорд-Стоукс
