Полная иллюминация

Под конец, если ты обладаешь журналами или статьями, которые тебе нравятся, я был бы очень рад, если бы ты их мне отпочтовал. Я тебе возомщу любые расходы недвусмысленно. Ты же знаешь, что я хочу статьи про Америку. Статьи про американский спорт, или американские фильмы, или, конечно, про американских девочек, или про американские бухгалтерские школы. Больше я этого не изреку. Я не знаю, сколько много твоего романа на этот момент существует, но я требую это увидеть. У меня такое хотение узнать, что произойдет с Брод и Колкарем. Полюбит она его? Скажи да. Я надеюсь, что ты скажешь да. Это мне докажет одну вещь. Также, возможно, я могу продолжить помогать тебе по мере того, как ты пишешь дальше. Но не спеши огорчаться. Я не потребую своего имени на обложке. Можешь делать вид, что ты все это сам.

Пожалуйста, передай от меня привет своей семье, всем, кроме бабушки, конечно, поскольку она не знает, что я существую. Если ты возжелаешь проинформировать меня о каких-либо вещах про свою семью, я буду очень расположен слушать. Для одного примера: проинформируй меня дополнительно про своего миниатюрного брата, которого, как я знаю, ты любишь так же, как я люблю Игорька. Для другого примера: проинформируй меня про своих родителей. Мама спрашивала вчера о тебе. Она сказала: «И что насчет баламутного еврея?» Я проинформировал ее, что ты не баламут, а хороший человек, и что ты не такой еврей, как жид, а такой, как Альберт Эйнштейн или Джерри Сайнфельд.[6]

Я предвкушаю с гусями на коже твоего последующего письма и последующего раздела твоего романа. В промежуточное время надеюсь, что ты обожаешь этот следующий раздел моего. Пожалуйста, удовлетворись им, пожалуйста.

Бесхитростно,

Александр

Необычайно емкотрудный поиск

БУДИЛЬНИК произвел шум в 6:00 утра, но шум логически бессвязный, потому что мы с Дедушкой не произвели промеж собой ни одного храпунчика. «Иди за евреем, – сказал Дедушка. – Я буду околачиваться внизу». – «Завтрак?» – спросил я. – «О, – сказал он. – Давай спустимся в ресторан и съедим завтрак. А потом ты сходишь за евреем». – «Как насчет его завтрака?» – «У них ничего без мяса не будет, зачем делать человеку неловкость?» – «Ты сообразительный», – сообщил я ему.

Мы были очень осмотрительны, отбывая из номера, чтобы не сфабриковать шума. Нам не хотелось, чтобы герой проведал, что мы едим. Когда мы сели насестом в ресторане, Дедушка сказал: «Ешь избыточно. Это будет долгий день, и кто знает, когда мы поедим снова?». По этой причине мы заказали три завтрака на двоих и съели избыточно колбасы, являющейся отменным пищепродуктом. Когда мы закончили, мы купили у официантки жевательную резинку, чтобы герой не разоблачил завтрак из наших ртов. «Веди еврея, – сказал Дедушка. – Я буду терпеливо околачиваться в автомобиле».

Я уверен, что герой не находился в покое, потому что прежде чем я успел вторично звездануть в дверь, он сделал ее открытой. Он был уже при одежде, и я увидел, что он облачен в пидараску. «Сэмми Дэвис Наимладшая съела все мои документы». – «Это невозможно», – сказал я, хотя, по правде, я знал, что это было возможно. «Я положил их на тумбочку, когда ложился спать, а когда проснулся, она их дожевывала. Это все, что удалось из нее вырвать». Он экспонировал наполовину прожеванный паспорт и несколько кусков карты. «Фотография!» – сказал я. «Это не страшно. У меня много копий. Она успела умять только две, когда я ее остановил». – «Мне так стыдно». – «Что меня беспокоит, – сказал он, – это то, что ее не было в номере, когда я ложился спать и закрывал дверь». – «Она у нас сука сообразительная». – «Не иначе», – сказал он, применяя ко мне рентгеновское зрение. «Она потому такая сообразительная, что еврейка». – «Хорошо, что хоть очки мои не съела». – «Она бы не стала есть очки». – «Она съела мое водительское удостоверение. Она съела мой студенческий билет, кредитную карточку, горсть сигарет и немного денег…» – «Но очки она бы есть не стала. Она не животное».

«Слушай, – сказал он, – как ты смотришь на то, чтобы слегка позавтракать?» – «Что?» – «Завтрак», – сказал он, опуская руки себе на живот. «Нет, – сказал я, – я думаю, приступить к поиску будет первостатейнее. Мы хотим обыскать как можно больше пространства, пока не погас свет». – «Но сейчас только 6:30». – «Да, но 6:30 не будет вечно. Смотри, – сказал я и указал пальцем на свои часы, которые были «Ролексами» из Болгарии, – уже 6:31. Мы кладем время не по назначению». – «Может, хоть что- нибудь?» – сказал он. «Что?» – «Один крекер. Я по-настоящему голоден». – «Это не подлежит обсуждению. Думаю, самое лучшее…». – «Пара минут у нас есть. Чем это из тебя пахнет?» – «Ты выпьешь одно мокачино в ресторане внизу – и конец собеседованию. Постарайся натянуть его по-быстрому». Он начал что-то говорить, но я приложил палец к губам. Это знаменовало: ЗАТКНИСЬ!

«Не назавтракались?» – спросила официантка. «Она говорит: доброе утро, не желаете ли мокачино?» – «О, – сказал он. – Скажи, что желаем. И может быть, хлеба или что-нибудь типа того». – «Он американец», – сказал я. «Я знаю, – сказала она. – Не слепая». – «Но он не ест мяса, поэтому дайте ему мокачино». – «Он не ест мяса?!» – «У него с мясом несварение», – сказал я, потому что не хотел делать ему неловкость. «Что ты ей говоришь?» – «Я сказал ей не делать его слишком водянистым». – «Хорошо. Ненавижу водянистый». – «Итак, одно мокачино будет адекватно», – сообщил я официантке, которая была очень красивая и с невиданным избытком бюста. «Мы его не варим». – «Что она говорит?» – «Тогда дайте ему капучино». – «Капучино мы тоже не варим». – «Что она говорит?» – «Она говорит, что сегодня особые мокачино, потому что они кофе». – «Что?» – «Не желаете ли пройтись со мной лунной походкой в знаменитой дискотеке, когда стемнеет?» – спросил я у официантки. «Американца приведешь?» – спросила она. Это ж надо было так на меня помочиться! «Он еврей», – сказал я, и я знаю, что мне не следовало: этого изрекать, но у меня началось ужасное самоощущение. Проблема в том, что самоощущение ухудшилось после того, как я это изрек. «О, – сказала она. – Я никогда раньше еврея не видела. Можно посмотреть на его рожки?» (Возможно, ты подумаешь, что она об этом не осведомлялась, Джонатан, но она осведомилась. Я не сомневался, что у тебя нет рожек, поэтому попросил ее присматривать за своими делами и всего- навсего принести еврею кофе, а суке – две порции колбасы, потому что кто знает, когда ей предстоит поесть снова.)

Когда кофе прибыл, герой отпил от него очень ограниченное количество. «У него ужасный вкус», – сказал он. Это одна вещь, когда он не ест мяса, и это другая вещь, когда он принуждает Дедушку околачиваться спящим в автомобиле, но это совершенно третья вещь, когда он клевещет на наш кофе. «ТЫ БУДЕШЬ ПИТЬ ЭТОТ КОФЕ, ПОКА Я НЕ УВИЖУ СВОЕ ЛИЦО НА ДНЕ ЭТОЙ ЧАШКИ!» Я не имел в виду рычать. «Но это глиняная чашка». – «А МНЕ ПЛЕВАТЬ!» Он допил кофе. «Тебе не обязательно было его допивать», – сказал я, потому что ощутил, что он вновь начал возводить между нами Великую Китайскую стену, извлекая из штанов кирпичи. «Все о'кей, – сказал он и поставил чашку на стол. – Кофе был отменный. Вкуснятина. Я наелся». – «Что?» – «Можем идти, когда ты будешь готов». Лаптем прикидывается, подумал я. Даже парой лаптей.

На выведение Дедушки из сна ушло несколько минут. Он запер себя внутри автомобиля, и все окна были задраены. Я вынужден был звездануть по стеклу с избытком насилия, чтобы сделать его проснувшимся. Я был удивлен, что стекло не дало трещины. Когда Дедушка открыл наконец глаза, он не знал, где он находится. «Анна?» – «Нет, Дедушка, – сказал я через окно. – Это я, Саша». Он закрыл глаза веками, а веки руками. «Я тебя с кем-то перепутал». Он коснулся головой руля. «Мы в расцвете готовности, – сказал я через окно. – Дедушка?» Он сделал большой вдох и открыл двери.

«Как нам туда попасть?» – осведомился Дедушка у меня, как у сидящего на переднем сиденье, потому что, когда я в автомобиле, я всегда сижу на переднем сиденье, если только автомобиль не мотоцикл, которым я управлять не умею, хотя скоро научусь. Герой и Сэмми Дэвис Наимладшая сидели сзади и присматривали каждый за своим делом: герой жевал ногти на пальцах рук, а сука – хвост. «Я не знаю», – сказал я. «Осведомись у еврея», – распорядился он, и я осведомился. «Я не знаю», – сказал он. «Он не знает». – «Что значит он не знает? – сказал Дедушка. – Мы в автомобиле. Мы в расцвете готовности выдвигаться. Как он может не знать?» Теперь его голос был объемистым, и это напугало Сэмми Дэвис Наимладшую, которая решила залаять. ГАВ. Я спросил у героя: «Что значит ты не знаешь?» – «Все, что я знаю, я тебе сообщил. Я думал, что один из вас окажется специально подготовленным гидом с удостоверением Наследия. Я, между прочим, за удостоверение отдельно заплатил». Дедушка звезданул по автомобильному гудку, и он издал звук. БИП. «У дедушки есть удостоверение!» – проинформировал его я, ГАВ, что было достоверной достоверностью, хотя его удостоверение было для управления автомобилем, а