звания дворянина демон во плоти, насильник, убийца, грабитель с большой дороги, прирожденный бандит, авантюрист, каких свет не видывал… Каждое из этих слов было истинной правдой. Молодой Шатильон полностью подходил под любое из приведенных определений. Приехав в 1148 году в Святую землю, Рено за весьма краткое время завоевал репутацию первейшего негодяя Палестины.
Конрад вкратце вспомнил послужной список Шатильона и непроизвольно скривился. Да, карьера выдающаяся. Первым делом нищий, но привлекательный и настойчивый бургундец обольстил вдову графа Антиохийского Констанцу и тайно с ней обвенчался, получив в руки богатства торгового города и его казны. Дворянство и епископ Антиохии слабо протестовали, однако Райнольд, обладая нравом вспыльчивым и необузданным, приказал слугам схватить пожилого священника, вымазать его медом и выставить на главной площади города — слепни и осы слетелись на дармовое угощение черными тучами. Пострадавший епископ отлучил Шатильона от церкви, Балдуин, король Иерусалимский, попытался арестовать безобразника, однако не преуспел. А далее, используя средства жены, Райнольд начал долгую эпопею авантюр, бесчинств и откровенных разбоев.
…По наущению византийцев Шатильон со своим отрядом напал на Киликийскую Армению — верную союзницу крестоносцев, а когда кесарь Мануил отказался расплатиться с его небольшой, но вымуштрованной армией, отомстил — высадился на принадлежащий Византии Кипр, учинив грабеж с поджогами и насилиями. Затем, обосновавшись в выстроенном посреди пустыни неприступном замке Крак де Шевалье, (до того звавшегося Кераком Моабитским и принадлежавшим султану Сирии), Райнольд начал грабить всех подряд: караваны арабов, паломников, своих собратьев-крестоносцев, византийцев, армян и вообще любого, до кого могли дотянуться его цепкие руки. Причем проделывал он это больше не ради богатства, а из любви к острым ощущениям и чувству опасности.
В 1160 году Шатильону не повезло — он попал в плен к сарацинам, и, как было известно абсолютному большинству европейцев, шестнадцать лет провел в тюрьме городка Гамбе. Ни его многочисленные друзья и сообщники, ни жена Констанца, ни епископ Антиохии, ни король Балдуин, ни магистры рыцарских орденов — никто не пошевелил пальцем, чтобы облегчить участь Рено. Никто не начинал переговоров с арабами о выкупе франкского вельможи, никто не собирал отряда, дабы разыскать его и попытаться спасти. Наоборот, над Святой землей пролетел заметный вздох облегчения.
В 1176 году получивший свободу Райнольд вернулся в Крак — постаревший, умудренный опытом, но такой же озлобленный и находящийся в состоянии войны со всем миром. Однако теперь он вел себя чуточку потише, совершая всего один-два набега в год, и то избирательно. Впрочем, его по-прежнему не любили все до единого крестоносцы, граф Раймунд Триполийский однажды даже пытался осадить Крак де Шевалье, но быстро понял, что крепость неприступна и увел свое войско обратно. А когда в 1187 году Райнольд, нарушив перемирие, напал на караван, с которым ехала любимая сестра Салах-ад-Дина, султан воспользовался поводом объявить Джихад[53] и во всеуслышанье поклялся убить Шатильона собственными руками.
Четвертого июля 1187 года вторгшаяся в Иерусалимское королевство армия Салах-ад-Дина дала крестоносным рыцарям сражение при Тивериаде, где сарацины наголову разгромили европейцев, уничтожили войска тамплиеров и иоаннитов, и взяли в плен большинство знатнейших особ Иерусалима, включая короля, магистра Ордена Храма, коннетабля, госпитальерских командоров и крупнейших баронов. На глазах иерусалимского дворянства султан выполнил клятву, и ударил плененного Рено де Шатильона саблей по шее. Тот упал, а подбежавшие стражи выволокли тело из шатра. Король Иерусалимский Гвидо, позже выкупленный из плена, утверждал, что Райнольду отрубили голову и украсили ею пику султана. Еще рассказывали, будто голову Рено возили по городам султаната, показывая толпе.
Много удивительного и мрачного тогда произошло под Тивериадой. Бесследно исчезла величайшая реликвия христианства — Древо Святого Креста, находившееся при войске, погибли все епископы, его охранявшие, все пленные тамплиеры были незамедлительно казнены, пропали важнейшие документы… Затем мир крестоносцев начал рушиться. Салах-ад-Дин под зеленым знаменем Джихада взял множество портовых городов, а затем получил и главнейшее сокровище — Иерусалим.
Так выглядела для всех непосвященных общеизвестная история паршивой франкской овцы Рено де Шатильона и побед египетского султана. Но внимательный человек обязательно заметил бы некоторые наводящие на размышления странности…
«Убей Бог, не пойму, как дело не раскрылось прямо тогда, — размышлял Конрад Монферратский, наблюдая из узкого окна башни за закатом. — Насколько невнимательны мои соотечественники! И какая удача, что они ничего не увидели, ничего не поняли, и по глупости сочли меня спасителем христианской Палестины! Ее спасителем я тогда отнюдь не был, а если и завоюю сей титул, то лишь спустя два или три месяца, в следующем году… Прости, Господи, мою гордыню… И все-таки, почему никто не обратил внимание на несомненное?»
Да, вопросов Монферрату можно было бы задать превеликое множество. Почему в 1187 году Салах- ад-Дин после вялого штурма отвел войска от Тира и Триполи, оставив в своем тылу эти города, морские ключи Святой земли? Почему Иерусалим быстро, бескровно и даже отчасти торжественно был сдан сарацинам? Отчего спустя несколько месяцев после падения Вечного города при дворе Конрада стал частенько появляться человек со шрамом на шее, который, по общему мнению, был невозможно похож на убитого Салах-ад-Дином Райнольда Шатильонского? Почему рыцарь Ибелин, коронованный во время осада Иерусалима патриархом Ираклием, вторым князем Церкви после Папы Римского, постоянно отирается в Тире, при дворе маркграфа?
Почему султан под Тивериадой уничтожил
Странностей прибавлялось, они нарастали как пыльные барханы в Аравийской пустыне. Родной брат Салах-ад-Дина попросил в подарок тысячу пленных христиан. Тот удивительно легко согласился. Брат именем милосерднейшего Аллаха освободил всех. Еще тысячу триста человек султан подарил патриарху Иерусалима Ираклию и королю без королевства — барону Ибелину, а затем выпустил без выкупа стариков, и (что было по мнению большинства крайне неосмотрительно) всех военных, оборонявших прежде Иерусалим. Последние почему-то направились прямиком в Тир, к Конраду, значительно усилив его армию.
Вовсе невероятный случай произошел в Александрии Египетской: множество беженцев из Святого Града хотели вернуться в Европу, но генуэзские и венецианские купцы требовали оплатить проезд, запрашивая фантастическую сумму. Около полутора тысяч бедняков, разумеется, не могли внести деньги. Тогда наместник султана заплатил итальянским корабельщикам из казны, доставил на купеческие суда воду и пропитание, потом же пригрозил торговцам, что, ежели они посмеют высадить или выбросить единоверцев за борт — никакой торговли в Египетском султанате Генуя и Венеция более не будут держать до скончания мира, а если не возьмут на борт всех до единого беженцев — наместник реквизирует у кораблей паруса.
Это мало напоминало
Главное крылось в другом. Султан отлично понимал, что своими действиями он спровоцирует новый Крестовый поход. И знал, каковы возможности у монархов Европы — император Фридрих, короли Ричард и Филипп приведут в Палестину гигантскую армию. Но все равно упрямо продолжал завоевывать Ханаанские земли, проявляя необычное для сарацин милосердие, терпимость к чужой вере и редкостное благородство.
