другими, избежать. Наверняка ведь сэр Мишель до настоящего времени насмерть перепуган.
Но вот старый священник… Подозрение о том, что отец Колумбан или немного знает о случившемся вчера Событии или догадывается, что Гунтер не просто «не здешний» а вообще не должен существовать, германца не оставляло. Шестое, так сказать, чувство…
Гунтер тотчас поймал себя на мысли, что был не прав, сравнив замок Фармер с гробом. Да, мрачноват, да, тяжел — впечатление тяжести особенно усиливалось когда проходили возле каменистого откоса холма, из гребня которого вырастали темные серо-коричневые стены — нависла над тобой эдакая громадина и мнится, будто камень вот-вот обрушится, покатится с обрыва неостановимой лавиной, придавит трех беззащитных перед такой мощью людей. А замок-то на самом деле совсем небольшой: Гунтер на глаз прикинул размеры и счел, что каждая сторона квадратной стены не больше семидесяти метров, а единственная башня, встроенная в северную стену — поднимается от основания до оконечья крыши всего метров на пятнадцать. Архитектурных излишеств, конечно, никаких. Все просто, грубовато, но добротно и крепко. Очень напоминает квадратную шляпную картонку, разве что очень большую и сделанную из булыжников. Вот интересно, внутри там каково? Посмотрим, посмотрим… Если, правда, барон де Фармер не прикажет тотчас гнать в шею нежданных гостей.
Дорога резко повернула налево и начала подниматься на холм. На этой стороне склона деревья были когда-то вырублены, и образовалась довольно обширная лужайка. Сейчас здесь бродило полтора десятка овец, за которыми никто не присматривал, кроме разве что, громадного серого пса с обрезанными ушами, возлежавшего в позе сфинкса у самого края колеи, в запыленной траве. Пес проводил прохожих серьезным взглядом, чуть пригнув шею к траве, но не шелохнулся — люди вели себя тихо, на овец не покушались. Однако Гунтер расслышал как в необъятной груди волкодава родился и моментально затих низкий грозный рык. Связываться с собачкой точно не стоило…
«Если папаша моего рыцаря прикажет спустить на нас свору таких мопсиков, — мелькнула у германца идиотская мысль, — пожалуй, даже автоматом не отобьешься.»
Но сэр Мишель, видимо, поняв — чему быть того не миновать, с вызывающим и одновременно смущенным выражением лица топал к воротам вслед за святым отцом. Холщовая ряса отшельника развевалась под ветерком, а сам он лукаво улыбался, надо полагать в предвкушении беседы с бароном Александром.
Сперва Гунтер решил, что ворота не охраняются. Одна из створок была закрыта, вторая же лишь слегка отворена, но в проход был достаточно широк для того, чтобы человек мог войти внутрь. Ворота были невысоки, так, что всаднику следовало бы пригибать голову, чтобы не расшибиться о камень арки. Гунтер со знанием дела отметил, что держать оборону ворот в случае нападения будет непросто. Ни тебе бойниц рядом со створками, ни надвратных башенок, удобных для лучников и стрельбы из арбалета. Просто стена с корявыми неровными зубцами.
Когда подошли совсем близко, стало видно, что над самой аркой прибит потускневший от времени, ветра и дождей деревянный раскрашенный щит с гербом барона — красно-сине-желтыми косыми полосами. Больше никаких изображений на щите не было. Гунтер хотел было спросить рыцаря, отчего герб настолько прост, но отец Колумбан уже стукнул пару раз кулаком в окованную проржавелыми железными полосами створку и громко воззвал:
— Pax vobiscum![67] Есть ли кто живой, чтобы встретить мирного служителя Господа и его благородных спутников?
Сэр Мишель насупился, а Гунтер неизвестно зачем перебросил автомат на грудь. Как ни странно, но ощущение холодного железа под пальцами придавало ему лишней уверенности.
Некоторое время за воротами слышалась возня, потом в щель меж створками выскочила грязно- белая курица, и сразу раздался хриплый мужской голос:
— И тебе мир, святой отец, рад тебя видеть! А хозяин и подавно счастлив будет. Ворота приоткрылись чуть шире и наружу вышел невысокий светловолосый человек лет тридцати пяти, чем-то похожий на сэра Мишеля. Только у привратника волосы были коротко обрезаны, а густейшим желтоватым усам мог позавидовать самый отпетый щеголь. Кольчуги и прочих военных атрибутов на нем не было, одежда простая, кожаная и потертая, лишь у пояса здоровенный тесак в ножнах. Светлые глаза стража смотрели серьезно, но без настороженности — отшельника в Фармере знали все, лишь когда взгляд скользнул по сэру Мишелю и его спутнику, привратник слегка нахмурился, но не позволил себе показать удивление или недовольство.
— Здравствуй, Эрик, — сказал сэр Мишель, — поди доложи батюшке о нашем приходе.
Страж по имени Эрик сдвинул брови еще сильнее, так, что они сошлись в единую дугу над переносицей, и вопросительно посмотрел на отца Колумбана.
— Иди, иди! — ободрил его отшельник, махнув рукой.
Эрик ни говоря ни слова развернулся и исчез за воротами.
— Хам какой, — пробормотал сэр Мишель, — даже не поздоровался. Распустились тут без меня…
— Нам пока подождать? — с надеждой спросил Гунтер у отца Колумбана, но отшельник помотал головой и категорично произнес:
— Еще чего! Чтобы мне, старому человеку, вместе со старшим сыном барона, которому принадлежит этот дом, ждать под дверью, подобно нищим бродягам выпрашивающим милостыню? Идемте, дорогие мои.
Сэр Мишель издал невнятный звук, который Гунтер расценил как стон, и шагнул вслед за отцом Колумбаном. Германец счел, что ему сейчас лучше прикрывать тылы и оттого держался за спиной рыцаря. Видение оскаленных пастей сторожевых псов барона Фармера по прежнему не оставляло его.
Это было сильное место. Наверняка сами обитатели замка Фармер не замечали того, что живут они в таком замечательной точке. Лишь снаружи замок казался враждебным, угрюмо склоняющимся над непрошеными гостями, как бы спрашивая их — уверены ли они, что здесь их ждут и стоит ли им входить за стены? Так и некоторые люди: мрачны, неприветливы с виду, охраняя сокровища своей души от бесцеремонных вторжений, но, поверив в чистоту твоих намерений, сбрасывают хмурую маску, приглашая тебя в свой мир.
Гунтеру казалось, что замок пристально изучает его — зачем пришел, с какими помыслами, и мысленно проговаривал про себя: я не причиню тебе зла, я просто гость и ничего больше.
В стенах замка Фармер было светло и просторно. Казалось, целая деревня расположилась под защитой башни, стоявшей на северной стороне согласно старому поверью норманнов, говорившему о том, что зло всегда приходит с севера. Ко мшистым стенам донжона прилепилось множество пристроек — кухня, откуда доносились мучительные запахи, какие-то кладовки, «подсобные помещения», как окрестил их Гунтер. В противоположном конце двора лепилось несколько домиков, где жила прислуга, с крошечными огородиками, сараями, курятниками. Вдоль стены тянулись конюшни, рядом с ними — кузня. Посредине двора был виден огромный колодец, выложенный грубо отесанным камнем. Ближе к воротам располагалась псарня, там слышалось ленивое басовитое потявкивание каких-то огромных, судя по голосу, собак. Рядом торчал еще один маленький домик — кречатня.
Жизнь в замке кипела. Из кузницы сквозь щели в дверях просачивался сизый дым и слышен был перезвон молотков, возле колодца толпились женщины с кожаными ведрами, повсюду расхаживали куры, бегали дворовые собаки вместе с румяными грязными детишками в холщовых рубашонках, мычали коровы, блеяли овцы — деревня деревней… Все необходимое для нормального существования обитателей замка было заключено в его стенах и жило слаженной, непрерывной жизнью, как организм человека. Гунтер мог только восхищаться. Вот оно — натуральное хозяйство в расцвете, прямо как в учебнике истории. Правда, там еще говорилось что-то о грубых и заносчивых феодалах и забитых ими крестьянах.
Отец Колумбан бодро направился к башне, приветливо здороваясь едва ли не с каждой курицей, сопровождаемый мрачным сэром Мишелем и Гунтером, который вертел головой во все стороны и даже пару раз споткнулся, вызвав хихиканье каких-то девиц, неотступно следовавших за ними на почетном расстоянии. Хоть и старались они щебетать между собой вполголоса, Гунтер все таки уловил неоднократно промелькнувшее в их болтовне имя сэра Мишеля. «Подружки детства, скорее всего, — решил он и, усмехнувшись, добавил: — И юности… Весело ему тут жилось!»
Они вошли в небольшую пристройку через низкую полукруглую дверь, миновали темный узкий
