Но эти «ослы» сейчас и не были ему нужны. На ближайшее время Жоржа Дантона занимало совсем другое. Его волновали чисто житейские дела, которые, правда, волею обстоятельств оказывались теснейшим образом переплетенными с делами служебными и общественными.
Дела житейские
Если бы в 1790 – 1791 годах существовал наблюдатель, который присматривался бы к частной жизни Жоржа Дантона столь же внимательно, как несколько поколений спустя стали присматриваться историки, он смог бы сообщить для сведения потомства целую, кучу любопытных открытий; без сомнения, он смог бы объяснить многое из того, что позднее представлялось кое-кому совершенно необъяснимым.
Жизнь Жоржа Дантона на грани этих двух лет полна загадок.
И самой странной из них, пожалуй, является его головокружительный материальный взлет.
В конце 1790 года положение его плачевно. Над ним продолжает тяготеть колоссальный долг – большая часть цены его адвокатской магистратуры. Ему приходится содержать квартиру и поддерживать соответственный тон жизни. А приходы? Должности, занимаемые им в Ратуше и Департаменте, не оплачиваются. Приходы дает только адвокатская практика, которая неуклонно падает, пока не доходит до нуля.
И вдруг, точно по мановению волшебного жезла, все меняется.
Весною 1791 года он не только полностью покрывает свой долг, составляющий около 40 тысяч ливров, но и становится обладателем крупной земельной собственности. Разночинец внезапно превращается в помещика!
Согласно нотариально заверенным документам Жорж Дантон в марте и апреле 1791 года, примерно в течение двух недель, купил три национальных имения в округе Арси-сюр-Об на сумму в 57 500 ливров, а также прекрасный дом, стоивший 25 300 ливров. Таким образом, за две недели он выложил наличными, не пожелав воспользоваться рассрочкой, 82 800 ливров и приобрел около сотни гектаров земли!
Правда, в том же 1791 году вследствие ликвидации Королевских советов была упразднена и должность адвоката при них, причем Дантону возместили большую часть покупательной стоимости должности – 69 тысяч ливров. Но это произошло уже в октябре, а последняя покупка была сделана в апреле, то есть почти за полгода до этого. Если учесть одновременную уплату долгов, а к моменту упразднения должности Дантон никому и ничего не был должен, то придется признать, что весной и летом 1791 года он располагал свободными деньгами в сумме свыше 120 тысяч ливров!
Откуда разоряющийся адвокат мог взять такие деньги? Занял? Но кто бы и под залог чего дал вдруг ему такую сумму? И потом покупать на занятые деньги дома и поместья? Как будто полнейшая чепуха. Но тогда…
Удивительное дело: финансовый взлет Дантона
Современники считали, что свою новую должность Дантон получил не чистым путем. И в то время и позднее утверждали, что сделано это было с помощью Мирабо.
Мирабо! В который раз молва сближала это имя с именем Дантона!
В один из ранних дней апреля 1790 года перед роскошным отелем Шаро остановилась черная карета без гербов и лакеев. Из кареты вышли двое, закутанные в плащи. Несмотря на то, что оба быстро скрылись в отеле, прохожие одного из них узнали очень хорошо: это был граф де Мерси, австрийский посол в Париже, по слухам, главный участник всех придворных заговоров. Второй также принадлежал к высшей аристократии. Звали его граф Ла Марк.
В это же время к этому же месту, но задворками, через Елисейские поля, двигаясь мелкими перебежками и стараясь, чтобы его никто не заметил, подходил еще один субъект, закутанный в черное. Он был толст и совсем обессилел. По его вискам струился пот, Лицо, которое он тщетно старался спрятать, напоминало маску Вельзевула. Войдя в сад отеля, толстяк, быстро оглядевшись, вынул из кармана ключ. Тихо отомкнув дверь черного хода, крадучись, избегая взглядов прислуги, он пробрался на второй этаж, в кабинет хозяина. Там его уже ожидали.
Человек этот не напрасно скрывался. Он был хорошо, слишком хорошо известен в Париже. Его имя было Оноре Мирабо…
Мирабо произвел очень благоприятное впечатление на графа де Мерси. Что же касается Ла Марка, тот знал его очень давно. Именно Ла Марк и рекомендовал Мирабо двору…
Измена Мирабо, которую Марат так давно предвидел, началась с января 1790 года. В апреле сделка была окончательно заключена, и великий оратор поступил в полное распоряжение своих хозяев.
Сделку оформили по-царски. Мирабо получал сразу 208 тысяч ливров для уплаты своих долгов. Ему назначалось постоянное секретное жалованье в размере 6 тысяч в месяц. По окончании же сессии Ассамблеи граф Ла Марк должен был передать ему один миллион…
Миллион в перспективе! Мирабо чуть не задохся от радости. «Он обнаружил опьянение счастья, – писал Ла Марк, – и его восторг, признаюсь, несколько удивил меня…» Граф, разумеется, был шокирован несдержанностью своего компаньона. Но как тут было сдержаться! Как было не выразить восторг! На один миг великий хищник, как в капле воды, увидел все: роскошные дворцы, кареты, почести, пленительных женщин, власть… Все, о чем он годами мечтал, к чему всегда стремился, ради чего был готов продать душу и совесть!..
По условиям договора Мирабо был обязан… «помогать королю своими знаниями, силами и красноречием». Он сразу же развил бурную деятельность. С одной стороны, ведя хитрую парламентарную игру в Учредительном собрании, с другой – он начал приводить в движение тайные пружины, которые должны были спутать карты новых правителей и помочь монарху в осуществлении его. планов.
В конце декабря 1790 года Мирабо рекомендует двору организовать специальное бюро тайной полиции и пропаганды. Агенты этого бюро должны будут знать все, что происходит в клубах, оказывать давление на руководителей народных обществ, распространять с помощью продажных журналистов монархические статьи, подкупать депутатов Собрания и других видных деятелей.
Рекомендация была принята. С января 1791 года бюро начало функционировать. Во главе его по совету того же Мирабо был поставлен прежний судья Шатле, член Учредительного собрания, имевший широкие связи у якобинцев, Омер Талон. В марте бюро получило в свое распоряжение огромную сумму денег, одним из распорядителей которых стал министр иностранных дел Монморен.
Машина заработала. Вскоре стали видны первые результаты.
Когда в ноябре 1790 года Жорж Дантон громил министров и добился их ухода, никто не придал большого значения одной его оговорке: оратор ни словом не упрекнул министра иностранных дел Монморена, напротив – вещь на первый взгляд непонятная – воздал ему хвалу от имени народа…
Монморен, как установлено, был одним из главных распорядителей цивильного листа и отпускал средства на политический подкуп.
Случайное совпадение, скажет читатель. Возможно.
В январе Дантон вдруг по непонятной причине оказывается избранным в Департамент – не без протекции Мирабо, как утверждает молва.
Молва, конечно, может и ошибаться. Еще одна случайность. Тоже возможно.
Имя Дантона все чаще мелькает на страницах секретной переписки. Сам Людовик XVI, адресуясь к своему тайному агенту, называет Дантона среди тех «…смелых людей, известных честолюбием и склонностью к интриге…», на подкуп которых двором затрачены огромные средства.
Король мог быть неосведомленным? Мог, конечно.
Но вот наступает конец случайностям. В одном из писем, подлинность которого неоспорима, между прочим, попадаются слова:
