ли слова Рутрара правдивы, либо же он являлся шпионом, как считал Даваров.
Восходящие шли к передовой линии через зловоние лагерей беженцев. Их косили болезни, что неизбежно в условиях такой скученности, но сейчас внушало особую тревогу. Ардуций чувствовал, что Гориан намерен начать игру, имея на доске достаточно фигур и обеспечив себе возможность делать неожиданные ходы. И разумеется, если послушные ему мертвецы вдруг поднимутся прямо посреди граждан и солдат Конкорда, это может породить хаос. Конечно, Дел Аглиос предвидел такую возможность и отдал приказ, чтобы каждого умершего расчленяли до состояния полной потери передвижения, однако наивно было думать, будто во всех этих огромных, вмещающих около пятидесяти тысяч человек лагерях люди так и бросятся исполнять его приказ. Наверняка многих усопших просто закапывают, а значит, в критический момент они смогут восстать из могил.
— Почему бы им не атаковать этих мертвецов, когда они явятся? — сказал Оссакер. — Пятьдесят тысяч против восьми или около того? Да они бы их смели.
— Ага, только кто решится первым выступить против ходячего трупа? — спросил Ардуций. — У них нет для этого воли, нет силы духа. Почувствуй их страх. Попробуй на вкус.
— В любом случае, он не станет пытаться решить дело стремительным натиском, — напомнила Миррон. — Поступит так, как, по словам Роберто и Даварова, действовал в других местах. Выставит заслон из мертвецов.
— Как бы его мертвецы не поднялись у нас в тылу, — вздохнул Оссакер. — Неплохо бы куда-нибудь убрать беженцев. Не знаю, как вы, а я чувствую там просто гнездо болезней. Они быстро распространяются. Главным образом дифтерия, но не только. Удивляться нечему — скученность, грязь, нехватка еды и чистой воды.
— Легко сказать — убрать, а куда они пойдут? Их ведь тут целый город собрался. Стоит кому-то побежать, такая паника начнется… сущий кошмар! Недаром Даваров велел Диким Копьям взять их в оцепление.
Ардуций обратил внимание на линию сторожевых костров: хотя в оцеплении задействовали всю пехоту Копий, кордон получился тонким и в случае массовой паники вполне мог быть прорван. Оссакер, конечно, прав, лучше бы их отсюда убрать, только поздно. А ведь некоторые, едва появились первые тревожные вести о появлении врага по эту сторону стены, бросили все и бежали на юг. Большинство, однако, предпочло остаться под защитой армии, хотя теперь, как чувствовал Ардуций, многие горько сожалели об этом решении. Судя по общей атмосфере, подавляющее большинство.
Восходящие шли и шли: мимо позиций метательных машин, мимо отдыхающей армии, дальше, вглубь открытой равнины Нератарна. Там всего в каких-то двух милях ждал Гориан. В этом у них не было ни малейшего сомнения. Их безошибочно оповещали об этом потоки болезненных энергий, пробегавшие под землей и тянувшиеся к их жизненным силам, заражая периферию сознания.
— Как здесь темно, — пробормотала Миррон. — Как пусто. Она опустилась на колени и положила ладони на землю, ища ключ к разгадке. Ардуций с Оссакером присоединились к ней, одновременно открыв свое сознание и потянувшись вглубь земли. Оттуда навстречу им хлынула мерзость и тошнота: казалось, там, внизу, искажено все, чему они доверяли. Там бурлила негативная энергия, потоки, составленные из болезни, разложения и смерти.
Мощнейшие, фундаментальные энергии. Составляющие основы мироздания, добычей которых является все живое на земле и чьей жертвой в конечном счете становятся все без исключения. И так далеко, насколько достигали их чувства, на восток и на запад, эти потоки доминировали над медленно текущими энергиями земли, отравляя их болезненной серостью, являвшей собой смерть.
— Он тоже там, Миррон? — спросил Оссакер.
— Не знаю, — ответила она со вздохом, сглатывая подступивший к горлу ком. — Я даже не уверена, могу ли и дальше чувствовать его, даже если он там. Его энергия ощущается отдаленной, почти неуловимой, словно сон.
— Ты должна верить в себя, Миррон. И ни в коем случае не упускай его, даже на мгновение, иначе и вправду потеряешь.
— Я стараюсь изо всех сил, Арду. Честное слово. Но Гориан пятнает все вокруг. Его скверна повсюду вокруг нас, она в воздухе, она просачивается сквозь землю, разливаясь, словно река в половодье. Как мы можем справиться с этим? Как можем сдержать его?
Ардуций потер ладони и встал.
— Напрямую не можем, — согласился он. — Он слишком могуч, и эта мертвая энергетическая карта просто необъятна. Я так и не могу понять, как ему это удается, а ты?
— К счастью, этот путь для нас закрыт, — отозвался Оссакер, — так что гадать об этом нет смысла. Что у тебя на уме?
— Как ты думаешь, когда Гориан занят управлением всеми своими мертвецами, много ли у него остается сил для чего-нибудь еще? Мне кажется, совсем немного. Я предлагаю воспользоваться этим и сотворить такое, что заставит его задуматься. Однако, чтобы все получилось как надо, даже если повезет, нам потребуется большая часть ночи.
— Арду, ты имеешь в виду что-то связанное с ветром? — спросил Оссакер.
Ардуций кивнул.
— Ты нам поможешь, Осси?
— Мы ведь убьем только его, а мертвым дадим возможность освободиться и обрести покой, правда?
— Только это.
Оссакер кивнул в ответ, и цвет его глаз перетек от оранжевого к спокойно- зеленому.
— Я с тобой, Арду.
— Какой у нас день будет послезавтра? — неожиданно спросила Миррон.
— Двенадцатый день заката генастро, — улыбнулся Ардуций.
— День рождения отца Кессиана.
— Самый подходящий день, чтобы покончить с этим злом, — заявил Ардуций. — Помните, мы едины и всегда должны быть едины. За работу.
Хуран бушевал так, что это, наверное, слышали даже на стенах Драгоценной преграды, и просенторы Рутрар и Крейсан не могли его утихомирить. Криком король пытался облегчить свое горе. Его доспехи были разбросаны вокруг шатра, подушки, одеяла, парусина, одежда порублены и разодраны в клочья. Перья кружились в воздухе, от кровати остались одни щепки.
Острый клинок Хурана Рутрар почувствовал на своей руке, когда в первый раз попытался успокоить короля. Рана кровоточила, но он не обращал внимания. Хуран, тяжело дыша, стоял в центре разгромленного шатра с мечом в одной руке и ножкой от стула в другой. Глаза его полыхали яростью, лицо побагровело, он озирался по сторонам, словно высматривая, на что бы еще обрушить свой неутоленный гнев.
Но в пределах его досягаемости уцелели только Крейсан и Рутрар.
— Прошу тебя, мой король! Ты переполошишь армию и вселишь в людей страх.
Хуран уставился на Крейсана, и Рутрар ощутил силу его взгляда. Крейсан отчаянно старался не дрогнуть и не отвести глаз.
— Они должны бояться! — Голос Хурана громыхнул, как камнепад в горах. — Они должны бояться за свои жизни!
— Пора вложить меч в ножны, мой король, — мягко произнес Крейсан, протягивая
