– Отправляя это письмо, вы, наверное, ещё не знали, что за ним последуют ещё четыре письма с отказом, верно?
– Да.
– То есть, вы рассчитывали, что это письмо будет последним?
В письме есть слова: «отказываем окончательно и бесповоротно».
– Да, пожалуй.
– Скажите, что послужило причиной смерти Донни Рэя?
Пеллрод пожимает плечами.
– Лейкемия.
– А какое заболевание послужило поводом для подачи заявления об оплате страховой премии?
– Лейкемия.
– А какое заболевание вы имели в виду, утверждая в своем письме, что к моменту заключения договора о страховании Донни Рэй уже был болен?
– Грипп.
– А когда именно он болел гриппом?
– Я точно не знаю.
– Если желаете, я могу показать вам все материалы, и мы поищем вместе.
– Нет, я и так вспомню. – Он готов на все, лишь бы не возвращаться к досье. – Кажется, ему тогда было не то пятнадцать, не то шестнадцать.
– Иными словами, грипп он перенес в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет, то есть до заключения договора, но в анкете это заболевание указано не было.
– Совершенно верно.
– Скажите, мистер Пеллрод, можете ли вы, на основании своего колоссального опыта работы в страховой компании, припомнить хотя бы один случай, когда перенесенный грипп привел бы через пять лет к заболеванию лейкемией?
Ответ на этот вопрос абсолютно очевиден, и тем не менее Пеллрод не может заставить себя его дать.
– Я не уверен, – блеет он.
– Означает ли это «нет»?
– Да, это означает «нет».
– То есть, грипп никакого отношения к последующему заболеванию лейкемией не имел?
– Да.
– Таким образом, в этом письме вы намеренно солгали?
Ясное дело – тогда он солгал, но, не признав это сейчас, он соврет снова. Теперь уже в присутствии присяжных. Пеллрод загнан в угол, но Драммонд успел с ним поработать.
– Это письмо было ошибкой, – выдавливает Пеллрод.
– Ошибкой или ложью?
– Ошибкой.
– Но эта ошибка ускорила кончину Донни Рэя Блейка?
– Протестую! – выкрикивает с места Драммонд.
Киплер на мгновение призадумывается. Я ожидал протеста со стороны Драммонда, и настраиваюсь на то, что он будет принят. Но его честь считает иначе.
– Протест отклонен. Отвечайте на вопрос.
– Я хочу опротестовать всю эту цепь рассуждений, – гневно заявляет Драммонд.
– Это будет отмечено в протоколе. Прошу вас, мистер Пеллрод, отвечайте на вопрос.
– Это была ошибка, вот все, что я могу сказать.
– Но не сознательная ложь?
– Нет.
– А как насчет ваших показаний здесь? Есть в них ошибки или лживые сведения?
– Нет.
Я оборачиваюсь, указываю на Дот Блейк, затем смотрю на свидетеля.
– Скажите, мистер Пеллрод, можете ли вы как старший инспектор по рассмотрению заявлений, положа руку на сердце, посмотреть в глаза миссис Блейк и сказать ей, что ваша компания обошлась с Донни Рэем по всей справедливости? Можете?
Пеллрод мнется, дергается, хмурит брови и вопросительно косится на Драммонда. Затем прокашливается и, строя из себя обиженного, цедит:
– По-моему, я вовсе не обязан отвечать на этот вопрос.
– Большое спасибо. У меня все.
Я укладываюсь менее чем в пять минут, и защитники растерянно переглядываются. Они рассчитывали, что весь сегодняшний день мы провозимся с Рейски, а Пеллрода отложим на завтра. Но меня эти паяцы не интересуют. Мне не терпится услышать вердикт присяжных.
Киплер возвещает о двухчасовом перерыве на ланч. Я отзываю Лео в сторонку и вручаю ему список из шести фамилий людей, которых хочу привлечь в качестве дополнительных свидетелей.
– Это ещё что за чертовщина? – удивляется он.
– Шестеро врачей, все из Мемфиса, которые готовы выступить, если вы вызовете своего шарлатана. – Уолтер Корд просто осатанел, узнав о том, что Драммонд собирается доказывать, будто операции по трансплантации костного мозга находятся ещё в стадии разработки. И он накрутил своих коллег и друзей, которые теперь тоже рвутся в бой.
– Он вовсе не шарлатан, – уязвленно возражает Драммонд.
– Пусть тогда знахарь, – уступаю я. – Как бы то ни было, он просто шаман, и вдобавок из Нью- Йорка. А у меня здесь полдюжины горячих местных парней. Валяйте – зовите его. Славная драчка получится.
– Ваши свидетели не внесены в предварительные списки. Это нечестно.
– Это свидетели, привлеченные для дачи контрдоказательств. Впрочем, можете пожаловаться на меня судье.
И я испаряюсь, оставляя его с разинутым ртом.
Ланч уже позади, но судья ещё не успел объявить о начале следующего заседания, и я останавливаюсь перекинуться несколькими словами с доктором Уолтером Кордом и двумя из его коллег. Доктор Милтон Джиффи, драммондовский знахарь, одиноко восседает в первом ряду позади стола защиты. Адвокаты уже рассаживаются, начиная готовиться к вечернему заседанию, когда я подзываю Драммонда и представляю ему соратников Корда. Драммонду, определенно, не по себе. Чувствуется, что он нервничает. Все трое медиков устраиваются за моей спиной. Пятеро стряпчих из «Трень-Брень» буквально пожирают их глазами.
Вводят присяжных, и Драммонд вызывает своего следующего свидетеля. Это Джек Андерхолл. Он присягает, усаживается и смотрит на присяжных с улыбкой слабоумного. Я не понимаю, на что рассчитывает Драммонд. После трехдневного спектакля, разыгрывавшегося на глазах у жюри, верить Андерхоллу может разве только помешанный.
Впрочем, карты Драммонда открываются сразу. Он ставит на попытку развенчания показаний Джеки Леманчик. Все её показания – полное вранье. Она солгала, что получила десять тысяч долларов в качестве отступного. Она солгала про тайное соглашение, потому что никакого соглашения и в помине не было. Все её россказни про существование тайных схем – отъявленная ложь. Сексуальные связи с начальниками – бред сивой кобылы. И даже отказ компании выплатить ей страховку – чистейший воды вымысел. Если поначалу в голосе Андерхолла можно было услышать хотя бы тень сочувствия, то сейчас он просто звенит от негодования и желания свести с обидчицей счеты. Невозможно, казалось бы, с улыбкой поливать человека грязью, но Андерхоллу это удается.
Ход это дерзкий и рискованный. Поразительно, что служащий корпорации, неоднократно пойманной на вранье и подлоге, позволяет себе обвинять кого-то во лжи. Должно быть, они решили, что данный суд имеет для компании куда большее значение, нежели любые последующие иски, которые
