Стратегически важный пункт, откуда будут вестись переговоры, занят. Коммунары все целы и залегли в укрытие – оттуда торчат лишь верхушки шляп и палки, даже отсюда похожие на ружейные стволы, а уж со скалы тем более.
– Малость погодим, – шепнул Скотт. – Пускай старшой подойдёт. Не с часовым же переговариваться…
В бинокль было хорошо видно голову дозорного, торчащую из-за камня: шляпа с широкими полями, чёрный платок на лице. Дуло «винчестера» быстро перемещалось вправо-влево – часовой нервничал.
Минут через пять рядом возникли ещё две шляпы.
– Пора, – сказал Мелвин, прищуренные глаза которого зоркостью не уступали цейссовской технике. – Сам поговоришь?
– Лучше ты. Тебя они наверняка знают.
В руке «пинка» появился кожаный рупор. Откашлявшись и хлебнув из бутылки, Скотт заорал так, что у Эраста Петровича заложило ухо.
– Эй вы, ублюдки! Это Мелвин Скотт из агентства Пинкертона. Со мной два помощника маршала и
Никакого ответа. Две шляпы исчезли, осталась только одна.
– Не надо было про поднятые руки, – недовольно сказал Фандорин. – На такое они нипочём не согласятся. Мы же обо всём условились! Они должны отдать девушку и уйти из д-долины!
– Ты поучи меня, как вести переговоры с бандитами. – Скотт тряхнул бутылку и расстроился – виски оставалось на донышке. – Требуешь доллар – получаешь цент. Законы торговли.
Со скалы замахали тряпкой.
– Эй, Скотт! Хочешь серьёзного разговора – поднимайтесь сюда! Двое!
– Почему двое? – спросил Эраст Петрович.
– Так всегда делают. Один торгуется, другой ходит взад-вперёд, докладывает старшому. Можно, конечно, сказать, чтобы сами шли сюда, но это рискованно. Не дай Бог разглядят, что у нас с тобой за
Соображение было здравое.
– Если двое, то идём мы с Масой. Ты остаёшься.
– Согласен. Не оставлять же за главного китайца.
– Он японец.
– Какая разница. Только учти: они ни в коем случае не должны догадаться, что ты у нас командир. Иначе они вас не выпустят. Пусть думают, что
Когда Фандорин с Масой вышли на открытое место и медленно направились к Двум Пальцам, камердинер сказал:
– Это очень хорошо, господин, что у них тут принято вызывать двух парламентёров. Может быть, мы сами справимся с людьми в чёрных
Оказалось, что в утёсе, на котором было устроено гнездо для часового, вырублены грубые каменные ступеньки.
– Оружие положите на землю, чтоб я видел! – крикнули сверху. – И подымайтесь!
Эраст Петрович выложил «русский» револьвер, Маса – короткий меч.
– Эй, косоглазый, а из второй кобуры?
– Там торько парочки, рис кусять!
Маса расстегнул кобуру и показал торчащие оттуда деревяшки.
Стали подниматься.
– Без фокусов! Руки держите на виду! Вы у меня на мушке! – покрикивал сверху все тот же голос.
В десяти саженях от земли в скале была выемка – будто дупло в гнилом зубе.
Отличное природное укрытие было расширено и обустроено так, чтобы обеспечивать дозорному идеальный обзор и защиту. Здесь стоял деревянный стул, баклажка с водой, валялись окурки. К стенке была прислонена винтовка. Человек в низко опущенной шляпе держал в руках два револьвера, наведённых на переговорщиков. Глаза над чёрным платком были карие, насторожённые.
– Вон туда, один за другим и тихонько, тихонько.
Он мотнул подбородком в сторону. В глубине виднелись ещё какие-то ступеньки.
Эраст Петрович шагнул на них первым.
Оказывается, пост часового находился только на середине подъёма. Лестница, вырубленная в утёсе с обратной стороны и совершенно не заметная с равнины, вела на самую верхушку.
Отсюда просматривался весь «рукав», вход в который стерегли Два Пальца. Это был узкий проем, языком врезавшийся в гору. В дальнем конце дощатый барак, корраль с лошадьми и прорубленная в склоне чёрная дыра – вероятно, вход в заброшенный рудник.
Ступеньки привели на ровный пятачок диаметром в дюжину шагов, по краям окружённый подобием парапета. Там ждали ещё двое, тоже в платках: один голубоглазый, с чистым юношеским лбом; у другого
