стол и наполнил их водкой.
– Сегодня холодный вечер, – тихо сказал он. – И, вполне возможно, он затянется.
Все пятеро осушили рюмки и поставили их на стол. Людвиг Рутковский сказал:
– Ян, вы тот человек, мнение которого мы уважаем. Откровенно говоря, в Зофии все уважают вас и ценят ваш здравый ум. Именно поэтому Эдмунд пригласил вас. Теперь вы слышали, что он сказал, и узнали наше мнение по этому вопросу. Мы хотим лишь понять, что вы об этом думаете.
Ян поднял печальные глаза и посмотрел на присутствующих. Когда он заговорил, его голос звучал мрачно:
– Людвиг, никто из вас не пережил такой ужас, как я, когда в то утро стало известно, что сделал Дитер Шмидт на городской площади. Я видел эти тела. И скажу вам как врач, я знаком со смертью так близко, как никто из вас. Я видел ее во всем разнообразии, от красивой и спокойной смерти до непристойной, к какой привела этих людей казнь. Смерть еще никогда меня не поражала так глубоко, как в то утро.
– Тогда вы хотите сражаться! – воскликнул Феликс Бронинский.
– Позвольте Яну договорить, – сказал Ержи Крашиньский, беря бутылку и снова наполняя рюмки.
Шукальский продолжил, осторожно подбирая слова:
– Да, Феликс, я хочу сражаться! Но должен вам сказать, что я не поддерживаю то, что вы предлагаете, и не намерен этим заниматься.
– Значит, вы не будете сражаться, – сердито сказал Людвиг.
– Я хочу сражаться, друзья мои, а если сказать прямо, то я этим занимаюсь прямо сейчас. Правда, я уже несколько месяцев сражаюсь с нацистами.
Четыре пары бровей удивленно взметнулись вверх.
Взяв свою рюмку, Ян встал со стула, подошел к огню и облокотился о каминную плиту. Над камином стояла алебастровая статуя Девы Марии. Продолжая говорить, Ян устремил свой взгляд на нее.
– С того момента, как я увидел эти тела на городской площади, я понял, что рано или поздно придется открыть свой секрет. Я знал это, потому что видел лица других жителей Зофии. Негодование, гнев, неожиданно возникшая жажда убивать. Дитер Шмидт своими выходками породил жажду мести в сердцах многих жителей города, жителей, которые, подобно вам, хотели мирно сосуществовать с нацистами. По этой причине я решил открыть вам свою тайну.
– Тайну? – услышал он голос Долаты. Ян посмотрел на них.
– Я не собирался открывать ее, ибо чем меньше людей знают о ней, тем надежнее она сохранится. Но теперь в Зофии все переменилось. Я не могу позволить, чтобы между нацистами и гражданами началась открытая война.
– Ян, почему бы и нет? Что это за секрет?
Прежде чем врач успел ответить, Феликс Бронинский сказал:
– Ян, война должна начаться! Нам пора открыть сражение! Я не из тех, кто и дальше будет оставаться послушным Дитеру Шмидту! У меня есть гордость! Боже мой, в той группе были женщины, Ян! Женщины держали в руках оружие и рисковали своими жизнями, чтобы устроить нацистам ад на этой земле. А я мирно спал в своей кровати. Как я должен чувствовать себя?
Голос Яна оставался спокойным.
– Феликс, насилие ничего не даст. Оно породит лишь новое насилие. К чему оно привело тех несчастных людей? Весь их героизм, взрывы и скрытые нападения – смотрите, чем это кончилось.
Долата встал и тихо сказал:
– Ян, мы должны отомстить. Если придется рисковать своими жизнями, то таков наш долг. Другого выхода нет.
Ян Шукальский загадочно и печально взглянул на него.
– Друзья, видите ли, есть другой путь.
– Что вы имеете в виду?
– Я говорил, что сражаюсь с нацистами уже несколько месяцев и что у меня есть секрет. В своей борьбе я не пролил крови и ни у кого не отнял жизни. А это широкомасштабная борьба, и речь идет не о том, чтобы создать немцам лишь неприятности, как вы намекаете.
– Что это за борьба?
Шукальский смотрел на рюмку, которую держал в руке, затем поднес ее к губам и залпом выпил. Все еще рассматривая рюмку, Ян сказал:
– В Зофии нет эпидемии тифа.
Сначала наступила тишина, затем один из присутствующих тихо спросил:
– Что?
Ян посмотрел на них.
– Я сказал, друзья, что в Зофии нет эпидемии тифа. Долата нахмурился.
– Но карантин…
– Ничего не понимаю, – произнес Ержи Крашиньский. Ян Шукальский отошел от камина и сел на прежнее место. Он наполнил все рюмки и, осушив свою, заговорил тихим ровным голосом:
– Моя ассистентка, Мария Душиньская, и я еще в декабре поняли, как сделать так, чтобы анализы крови
