потом обращал взор на собственный дом, поля, слуг, образ жизни и еще усерднее трудился, решительно гоня прочь расточительность и роскошь» (60, т. 1, с. 431).
Можно сколько угодно доказывать, что пример ни о чем не говорит, что Плутарх идеализирует, что единичные бессребреники встречались в любую эпоху. Но нельзя не почувствовать прямой связи между подобным нравственным настроем распорядителя и тем, что римский патрициат нашел в себе смелость не прятаться за сословную стену, чуть было не отделившую его от остального народа; что, постепенно предоставляя плебеям политические и имущественные права, разрешая браки между патрициями и плебеями, он привлекал к распорядительной функции все смелое, энергичное и предусмотрительное, что могла дать нация; что, прозревая все опасности, таящиеся в денежной форме хозяйства, патриции не поддались слепому страху перед ней, наподобие спартиатов, что «они не пренебрегли ни земледелием, ни торговлей, ни промышленностью… но труд, умеренность, основательный расчет в предприятиях были постоянно их добродетелями» (80, с. 343); наконец, что, несмотря на все бури внешней и внутренней политической жизни, улицы Рима в течение почти четырех веков, отделяющих изгнание царей (509 год до P. X.) от убийства Гракхов, ни разу не были обагрены кровью братоубийственной резни.
Италия, век XIII. Городская коммуна города Болоньи принимает решение выкупить на свободу у окрестных владетелей всех крепостных. «В результате этого акта сервы и анциллы объявлялись свободными людьми, должны были быть вписаны в книгу городских жителей, пользоваться всеми правами и исполнять все обязанности горожан… В следующем, 1257 году была издана „Райская книга Болоньи“, в которой содержался перечень собственников, отпускающих на свободу своих сервов и анцилл с указанием места их жительства.
…Во Флоренции в 1289–1290 годах были изданы специальные декреты об освобождении колонов;… Результатом этих постановлений была ликвидация крепостного права в дистрето Флоренции. Флорентийские постановления трактуются как прямое продолжение „Райской книги Болоньи“, с тем, однако, отличием, что они имели более далеко идущие последствия (ибо крестьяне освобождались не только от личной, но и от поземельной зависимости)…
Ни в одной другой западноевропейской стране мы не знаем примеров, когда хотя бы даже отдельные крупные города заставляли отпускать на свободу большое число крепостных крестьян и сами вносили за них выкуп» (39, с. 139, 173, 319).
Но мы не знаем и ни одной другой западноевропейской страны, где появились бы в это время люди, подобные Данте, Петрарке, Боккаччо, Джотто, Пизано. Можно, конечно, говорить, что рост богатства автоматически вызывал рост культуры или, наоборот, что расцвет культуры способствовал интенсификации производства; однако подобный ход рассуждений никогда не вырвется из порочного круга. Пышный ли цветок требует мощного стебля, или благодаря мощному стеблю растение могло произвести столь пышный цветок? Нет, причину того, что Италия последующей эпохи — эпохи Возрождения — стала экономическим и культурным центром тогдашнего мира, можно искать только в нравственном настрое народа, в завоеваниях выбора веденья, проявившихся, в частности, и в исключительном акте — выкупе городскими коммунами крепостных. Ибо когда большая группа людей сегодня, сейчас готова пожертвовать безвозмездно огромную сумму денег на дело, не сулящее зримых барышей, это ясное свидетельство того, что представления инабстракто (от абстракто христианской человечности до абстракто будущего процветания свободного города) имеют над ней огромную власть, что уровень зрелости ее необычайно высок.
И еще в одной стране распорядитель-собственник последовательно демонстрировал способность не поддаваться ослепляющему действию власти и богатства — в Англии XVII–XIX веков. Только там поместное дворянство не стремилось отгородиться от остального народа непреодолимым барьером, посылало младших сыновей в торговые компании и на мануфактуры и, наоборот, принимало в свою среду видных деятелей торгово-промышленного мира. Только там ни землевладелец, ни муниципалитет не пытались подрабатывать на проездных пошлинах и внутренняя торговля, свободная от всякого обложения, могла беспрепятственно развиваться. «Мне кажется, — с гордостью писал Адам Смит, — нигде в Европе, кроме Англии, нельзя найти примера того, чтобы арендатор строил здание на не принадлежащей ему земле, полагаясь на то, что чувство чести помещика не позволит ему воспользоваться таким значительным повышением стоимости его земли. Эти законы и обычаи, столь благоприятные для свободного крестьянства, вероятно, больше содействовали современному величию Англии, чем все ее хваленое торговое законодательство» (64, с. 289). Великий экономист, конечно, прав, рассматривая чувство чести помещика как экономический фактор огромной важности; к этому можно лишь добавить, что победы выбора веденья, проявившиеся в законах неписаных — нравах владельцев, неизбежно должны были проявиться и в законах писаных — «хваленом законодательстве». В том числе — и в великих реформах 1832–1833 годов, позволивших Англии первой и почти без потерь вступить в индустриальную эру, куда другие страны попадали вслед за ней, — как правило, ценой страшных и кровавых потрясений.
Возникновение распорядительной функции как таковой, обособление людей, специализирующихся только на распорядительстве, было некогда великим завоеванием выбора веденья. Распорядитель самой ролью своей призван обладать уровнем зрелости, значительно превосходящим средний. Нивелирующее растекание неведенья часто наталкивалось с тех пор на эту скалу — на неизбежное наличие в оседлом обществе распоряжающихся и исполняющих. Неведенье то пыталось сделать их взаимозаменяемыми (сегодня ты распоряжаешься, а я в грязи, завтра — наоборот), то порывалось разделить непроходимой пропастью кастового деления, но никогда не смирялось с тем, чтобы отбор распорядителей производился по главному признаку — «кто способен предвидеть и предусматривать». Отбор по этому признаку всегда знаменовал собой то, что выбор веденья в сфере распорядительства перешел в наступление.
Индустриальная эра введет, очевидно, еще один важный критерий — «кто обладает специальным запасом знаний, то есть образованием и опытом». Но формы организации распорядительной функции безусловно сохранятся. Так же частнособственническая будет выявлять знающих, предвидящих и предусматривающих самым безошибочным и эффективным образом; — служебная по-прежнему будет требовать громоздкого и дорогостоящего аппарата ревизоров-контролеров (которых, в свою очередь, надо будет как-то контролировать) и кончит тем, что отберет способных слепо подчиняться и помалкивать; и так же состояние национальной экономики будет зависеть не только от организационных форм, но и от нравственной стойкости самих распорядителей. Поэтому итог рассуждений данной главы можно сформулировать так:
Высокий уровень зрелости в государстве всегда создает условия и тенденцию к передаче основного объема распорядительной функции в руки частного владельца; абсолютное или относительное снижение уровня зрелости неизбежно вызывает обратное движение, усиливает позиции распорядителя- служащего и может разрешиться полным его торжеством.
Если же существующий общественный порядок не поспевает своими изменениями за этими тенденциями, борьба из социальной сферы переходит в политическую; веденье и неведенье вступают в борьбу за верховную власть в государстве.
6. Веденье и неведенье в борьбе за власть
О нравах отдельных сословий и целых народов судить с достаточной уверенностью можно, лишь пожив среди них. Со стороны же удается улавливать лишь косвенные признаки, характерные детали, доверять чутью лучших историков, специализировавшихся на рассматриваемой эпохе.
Иное дело — власть.
На ней сосредоточено всегда основное внимание современников и летописцев; слова, деяния, личная жизнь власть имущих, их вкусы, пристрастия — все на виду, все под светом жадного любопытства исследователей и толпы. Поэтому и выбор, совершаемый ими между веденьем и неведеньем, виден гораздо более отчетливо, он выдает себя множеством наглядных признаков и иногда позволяет судить даже об уровне зрелости всего народа по его отношению к «поступкам властей».
