Я расплылся в улыбке:
— Привет. Я вспоминал тебя вот только. В обед.
Усмехнувшись этой моей нечаянной цитате из старой песни, Ольга призналась:
— Я тебя тоже вспоминала.
— Надеюсь, добрым словом?
— Надейся.
— Как конференция? — не зная, о чём спросить, ляпнул я первое, что пришло на ум.
— Слова, слова, слова, — пропела Ольга мученическим голосом.
Несколько секунд мы молчали. Так иногда бывает после первой встречи: не понять, то ли уже хорошо знакомы, то ли ещё нет, и поэтому трудно сходу подобрать верные слова. Наконец я спросил:
— Мы увидимся?
— Обязательно, — пообещала девушка.
— Сегодня?
— Сегодня — нет, сразу после пленарного будем заседать по секциям, затем фуршет, а после везут на экскурсию в какую-то замечательную долину, где цветут волшебные травы, из-под земли бьют целебные источники и носятся от предгорья до предгорья табуны диких мустангов. Я так поняла, что это с ночёвкой.
— Жаль. А отказаться нельзя?
— Егор, ты собираешься сегодня умереть?
— Вообще-то нет.
— Я тоже не собираюсь.
— Значит, увидимся? — спросил я с надеждой.
— Конечно, Егор, — ответила Ольга. — Прости, мне пора, приглашают в зал. Я позвоню, Егор. Обязательно позвоню.
— Буду ждать.
— Всё, пока-пока. Зовут.
И меня тоже звали: из приёмной раздавались крики «Ау!» и «Есть кто-нибудь дома?!»
— Чего орём? — спросил я, выходя из кабинета.
— Смотрю, открыто, вошёл, а тут нет никого, — промямлил долговязый юнец, косясь на шпагу в моей руке.
— Ты кто?
Он поправил форменную бейсболку и похлопал по пухлой кожаной сумке, висящей на плече.
— Курьер я. Городская служба доставки «Меркурий».
— И чего надо?
— Ничего не надо. Вы будете Тугарин Егор Владимирович?
— Буду. Ещё какое-то время
— Отлично. Я вам тут вот бандероль принёс, в смысле — доставил.
— Бандероль? — не поверил я.
Парень кивнул.
— Ну да, бандероль. — Затем вытащил и поставил на стол Леры небольшой куб в блестящей упаковочной бумаге, после чего протянул ручку и бланк. — Распишитесь, пожалуйста, Егор Владимирович. Вот тут, где галочка.
Я нарисовал закорючку, подошёл к столу, взял бандероль и понянчил на ладони. На вес оказалось не тяжелее коробки с видеодиском.
— А от кого это? — обернулся я к курьеру.
Но того уже и след простыл.
«Волка ноги кормят», — подумал я и, теряясь в догадках, стал рвать упаковку.
Внутри оказалась ярко-жёлтая коробка, перевязанная синей лентой. Прежде чем потянуть на легкомысленного вида бант, я поднатужился и — бережённого Сила бережёт — проверил коробку на наличие магических воздействий.
Ничего подозрительного не почувствовал.
«Не маг бандероль собирал, — решил я. — Либо работа мага была тщательно заштукатурена каким- то мудрёным и сильным заклятием».
Вообще-то, если по уму, то коробку не стоило вскрывать. Это если по уму. Но что ум против любопытства? Любопытство — демон, с которым тяжело справиться. Даже дракону. Дракону, пожалуй, особенно тяжело. А дракону-магу — невозможно.
Я дёрнул бант, сковырнул крышку и отскочил от стола.
Ожидаемого взрыва не случилось, и саблезубое чудище из коробки не выскочило, зато вылетела из неё и метнулась к потолку бабочка приличного размера и тревожной расцветки. Покружив недолго по комнате, она уселась на загогулину микрофона, стоящего возле монитора. Сложила крылья и замерла.
«Что за ерунда? — давался я диву. — Подарок? Намёк? Предупреждение?» И наклонился, чтобы рассмотреть пархатую тварь во всех чёрно-оранжевых подробностях. Вот тут-то и раздался хлопок одной ладонью: бабочка разок взмахнула крыльями, покрылась фиолетовым свечением и в следующую секунду превратилась в облако серой трухи, подобной той, что вылетает, когда наступишь на старый гриб- дождевик.
Среагировал я мгновенно — отстранился назад и перестал дышать, но всё равно какая-то часть этого неприятного на вид, пахнущего сухим укропом порошка попала в нос и обожгла слизистую. Скривившись от нетерпежа, я свёл глаза на переносице, какое-то время крепился, но не выдержал, закрыл глаза и громко чихнул.
Когда глаза открыл, обнаружил, что по чьей-то чужой и замысловато реализованной воле провалился в Запредельное, которое предстало передо мной бескрайным океаном степного ковыля. Ничего вокруг меня больше не было, седой ковыль заменил собою все известные мне по прошлому опыту предметы и явления мира. Гулял ковыль волнами, бил по ногам, качался над головой. И была непостижима природа его приливов и отливов. Нет, не ветер был тому причиной — ветер невозможен там, где воздуха нет. Волновался ковыль сам по себе. И это пугало.
Прошла вечность (всё вечно, что не мгновенно) прежде чем увидел я в убаюкивающей белизне тёмную точку, которая мгновенно (всё мгновенно, что не вечно) обратилась в монаха-хэшана, седого, словно птица лунь.
Я сразу же (откуда что?) узнал его и, повинуясь, то ли чьей-то сторонней установке, то ли своему собственному разумению, склонился в уважительном поклоне:
— Здравствуй, почтенный Сагаан Толгой.
— И ты живи, воин-странник Хурэн Хун, — вернул мне старик приветствие.
Вот так вот запросто и сразу узнал я, кем являюсь в этом странном мире и как меня на самом деле зовут. Не сказать, что обрадовался, но принял со смирением, как не обсуждаемую данность.
Тем временем старик обернулся вокруг себя три раза (комично задирая при этом ноги) и стал причитать:
— Долго ждал я тебя, Хурэн Хун. Поднимался в Верхнюю Замбию, опускался в Нижнюю, Книгу Судеб прочёл, ожидая тебя. Наконец ты пришёл. Пришёл из страны людей — тех птиц, что утолили голод падалью и теперь не могут взлететь. Пришёл, чтобы дальше идти.
После этих слов старик какое-то время молчал, потом взял меня за руку и сказал:
— Знаю мысли твои: за кровь кровью хочешь ответить, за смерть — смертью. Знаю, зачем ты пришёл: задай-шулуум нужен тебе для битвы с врагом. Всё знаю. Слишком долго живу.
Тут старик отпустил мою руку, вновь трижды обернулся волчком, правда, теперь в другую сторону, и продолжил:
— Ну, что же, батыр, укажу тебе Путь, в конце которого сможешь найти ты волшебный будал — камень, упавший с небес. Если найдёшь его, равных тебе не будет.
— Спасибо, почтенный Сагаан Толгой, — поблагодарил я доброго старика.
И поклонился в пояс.
— Не спеши благодарность ронять, — ответствовал монах, — будет труден твой Путь и полон
