тетради.
— Как думаешь, зачем это ей?
— Ребёнка хочет.
— И?
— Не понимаешь, что ли?
— Ты полагаешь, что…
— Тут, дракон, и полагать нечего. Собралась вместе со своим мужиком отслужить оборотную мессу, чтобы призвать на помощь Князя. — Альбина резко развернулась и умоляющим взглядом посмотрела на меня. — Найди, их дракон. Заклинаю тебя — найди.
— Ты давай-ка, подруга, поосторожней с заклинаниями, — на всякий случай предупредил я. А когда непонимающе вскинула бровь, погрозил ещё и пальцем: — Не шали, говорю, с заклинаниями.
— Да я же так, без злого умысла, — стушевалась она.
— Всё равно не надо.
— Хорошо. Не буду.
— Слушай, Альбина, а чего ты вдруг так разнервничалась? — помолчав, спросил я. — С чего это такие вдруг переживания?
— А как тут не переживать, — пожала она плечами. И вдруг вновь сорвалась на крик. — Будешь тут переживать! Если душегубство учинят, к кому ниточка потянется?! Ко мне ниточка потянется! До личного гримуара непосвящённого допустила — каково!
— Не визжи, — осадил я её. — Истерикой делу не поможешь.
Альбина возмущённо фыркнула, но, сделав несколько быстрых затяжек, сказала уже более-менее спокойным тоном:
— Сам подумай, дракон, что Архипыч со мной сделает, если, не дай Сила, всё это дело вскроется. Убьёт он меня. Точно — убьёт.
— Не убьёт, — возразил я. Подумал и добавил: — Но накажет. В пипу суринамскую какую-нибудь превратит лет на триста. Будешь по аквариуму прыгать в живом уголке у юннатов. Не завидная судьба, конечно, но судьба.
— Уж лучше тогда сразу пусть убьёт, — выдохнула ведьма. Похоронила окурок в цветочном горшке, подошла к шкафу, вытащила графин с чем-то ядовито-зелёным и предложила:
— Будешь?
— Нет, — отказался я.
— Как хочешь. А я — да.
Щедро плеснула в стакан, залпом выпила и скривилась.
Я поморщился с ней за компанию, а когда вновь задышала, спросил:
— Ты уверена, что она ребёнка хочет? Может, другое что? Может, владычицей хочет стать морской?
— Без вариантов, — ответила ведьма, покачав головой. — Она хочет ребёнка. Очень хочет. А мужик её и того пуще. Найди их, дракон. Найди, ради Силы.
В её голосе было столько мольбы, что я поспешил сказать:
— Постараюсь, Альбина.
Ведьма вымученно улыбнулась, села рядом, обняла, ткнулась носом в плечо и заскулила:
— Постарайся, Егорушка, очень прошу — постарайся. А за мной не заржавеет. Отслужу.
«Просто одинокая беззащитная женщина, даром что ведьма», — подумал я и, поглаживая её недавно ещё рубиновые, а теперь ультрамариновые волосы, спросил:
— Скажи, её точно Антониной зовут?
— Точно.
— А фамилию помнишь?
— Не помню, потому что не знала. Не копала, не интересно было.
— Это плохо.
— А кто её к тебе прислал?
— Да не спрашивала я. Зачем? Пришла и пришла.
— Ну, а хоть как выглядит?
— Выглядит?.. Ну, где-то так двадцать пять — двадцать восемь. Выше меня на две головы. Но не худая, нормальная такая, фигуристая. Что ещё?.. — Альбина на секунду задумалась. — Брюнетка жгучая- прежгучая. Причёска… Стрижка под мальчика. Мордашка приятная, глаза зелёные, а взгляд… такой, знаешь, испуганно-потерянный. Мужики такой взгляд любят. Те мужики, конечно, которые мужики.
Мне этих общих сведений было недостаточно, и я спросил:
— Какие-нибудь особых примет не заметила? Родимое пятно там, косоглазие, ещё что-нибудь типа того? Может хромая?
— Есть! — Обрадовано воскликнула Альбина и возбуждённо хлопнула меня по плечу. — Есть-есть у неё особая примета! Татуировка на правой лопатке. Такая, знаешь, с претензией на крутость: валькирия, скачущая на лошади. Очень качественно сделано. Глаз не оторвать. И что интересно: местами не просто наколото, а как-то так… Не знаю как. Но не плоский рисунок, а выпуклый. Мышцы у лошади — ну просто, как настоящие, рельефные такие. Я один раз даже не выдержала, пощупала — вроде как шрамы.
— Молодец, что вспомнила, — похвалил я. — Это суперная примета. Это зачёт.
— А ещё запястья у неё все изрезаны, — вспомнила Альбина. — Видно, вены себя вскрывала. И не раз-два.
Лыко было в строку — я сразу вспомнил, что Элстер Краули рекомендовал своим ученикам чикать бритвой по руке всякий раз, когда произносят слово «я». Он утверждал, что таким образом можно постепенно избавится от ощущения своей индивидуальности и, слившись с Единым, стать богом. «В этот всё дело, — решил я, — а не в банальных попытках самоубийства».
— И вот ещё, — продолжала Альбина. — Она танцовщица.
— Точно?
— Точно-точно. В каком ночном клубе танцует. Сама сказала, когда знакомились.
— Не врала?
— Нет, тут не врала. Точно — танцует в клубе.
— А в каком?
— Про это ничего не говорила.
— Жаль.
— Жаль, конечно, но, Егор, если бы я всё про неё знала, сама бы нашла и…
Альбина осеклась.
— И что бы ты с ней сделала? — шёпотом спросил я, наклонившись к её уху.
— Сам знаешь, что, — тоже шёпотом ответила она.
Не знал, но догадывался.
— Как думаешь, — спросил я уже в полный голос, — когда будут проводить чёрную мессу? Имеются ли на этот счёт какие-нибудь специальные указания?
— Никаких, — мотнула головой Альбина. — Но я так тебе скажу: как только ребёнка украдут, так и в ту же ночь всё и устроят.
— Ты думаешь, они ребёнка в жертву принесут?
— Не думаю, знаю. — Альбина хлопнула по лежащему у меня на коленях гримуару. — Там так и было указано: новорождённого ребёнка мужского пола ровно в полночь зарезать, кровь его невинную в чашу сцедить и… Далее по тексту. А когда Князь явится, за верное служение любую просьбу исполнит. Надо полагать, в ту же ночь и зачнут ребятёнка.
— Сильный ход — чужого погубить, чтобы своего зачать, — возмущённо заметил я.
На что Альбина сказала:
— Это только так говорится, Егор, что на чужом горе, своего счастья не построишь, а в жизни только так все и делают. Так уж устроен этот мир. — Подумала и добавила: — К сожалению.
— Но не на крови же счастье своё строить, — заметил я.
— На крови — можно, а вот на невинной крови — нельзя. На невинной — это сущий беспредел.
