Конников спросил:
— Удивительно?
— Ох, нет! Страшно. И трудно поверить.
— Потом, наверное, он сам расскажет вам все, и тогда вы поверите. Только не надо думать, будто ждать так долго — это удивительно и даже страшно, а жениться за это же время несколько раз не страшно и не удивительно.
— Я так не думаю. Откуда вы взяли?
— Тогда вы должны увидеться с ним.
Мама села на скамейке у окна.
— А вы не думаете, что только одна я могу это решить?
Конников достал из шкафа хлеб и стаканы.
— Нет, не думаю.
— Почему?
— Около вас есть еще один человек.
— Он — ребенок.
Володя начал было прислушиваться к разговору. Он уже начал понимать кое-что, но тут Конников отвлек его внимание. Он вдруг начал разбирать пол около печки. Вынул три короткие доски. Оказалось, что там у них подполье, и чтобы туда попасть, надо вынуть три доски. Конников спустился вниз. Его голова с рыжей бородой возвышалась над полом, совсем как на картинке «Бой Руслана с головой».
Голова назидательно сказала:
— Ребенок тоже человек. Только маленький. Вот в чем дело.
Голова исчезла, а мама поглядела на черное отверстие в полу и решительно пообещала:
— С ним-то я сговорюсь.
— Вы хотите сказать — уговорю, — послышалось из-под пола.
— Я всегда говорю то, что хочу сказать.
— И всегда без ошибки?
Показалась рука с миской, в которой было налито что-то очень густое и красное, похожее на варенье. Мама взяла чашку и поставила на стол. Выбравшись наверх, Конников закрыл подполье.
— Это моченая брусника, — сказал Конников, разливая в стаканы красную жидкость с ягодами. — С хлебом очень вкусно. Вот сахар, кто любит послаще. Придет Анна Петровна, будем ужинать.
Моченая брусника целиком захватила Володю: он обмакивал в терпкий сок серый необыкновенного вкуса хлеб, отчего он становился слаще всякого пряника. Корочкой он подхватывал кисловатые ягоды, хрустящие и свежие, как первый снег.
С первым стаканом он покончил в два счета. Съел бы еще, но взрослые, увлеченные своими разговорами, и сами ничего не ели, и других не угощали.
— Вы просто только поймите, — строго, как, наверное, на своих заседаниях месткома, говорила мама. — Вы поймите: ребенка нельзя уговорить, чтобы он кого-нибудь любил или не любил. Дети могут играть во что угодно, но только не в чувства. Их не заставишь дружить с тем, кого они невзлюбят. Они не умеют лицемерить. А уж если они привяжутся к кому-нибудь, тогда даже матери не под силу порвать эту привязанность. Вот чего я боюсь.
Конников слушал да помалкивал. Понял, наверное, что с мамой лучше не спорить. Воспользовавшись его замешательством, Володя сказал:
— Эта моченая брусника почему-то сразу кислая, сразу-сладкая и сразу горькая. Даже смешно…
— Дай-ка я тебе еще подсыплю, — догадался Конников.
Съел еще стакан брусники, а они все еще что-то обсуждают, отвернувшись к окну. Володя воспользовался обстановкой и сам «подсыпал» себе брусники в стакан и не пожалел сахару.
Он ел и даже не старался подслушивать, о чем они там говорят у окна. В конце концов самое замечательное во всем этом, конечно, брусника, а все остальное не стоит внимания. Давно выяснено, что разговаривать с мамой о Снежкове — дело бесполезное. Конников-то об этом не знает. Но уже, наверное, и он понял, вон как он глубоко вздохнул. Он вздохнул, и вдруг до Володи донеслось:
— Э-эх, любимая сестра Валя…
— Это еще что?
— Простите. Вырвалось по привычке. Иначе мы с ним вас и не называем.
— Мы договоримся до того, что нам придется сесть на ваш злосчастный плот и… куда глаза глядят!
Володя внес поправку:
— А лучше бы на вертолете.
— А лучше бы ты не вмешивался! — раздраженно откликнулась мама. — Кончил есть? Иди умойся.
— Рукомойник в сенях, — подсказал Конников с такой готовностью, что Володя только вздохнул: сдался даже и сам бесстрашный Конников. Не выдержал.
Володя усмехнулся и вышел в сени. Ну и ладно. Где тут у них рукомойник? Никакого рукомойника и нет. Висит на веревочке не то котелок, не то смешной какой-то чайник с двумя носиками. Может быть, это рукомойник? Стоит под ним великанская лохань, рядом на полочке мыло, а на громадном деревянном гвозде полотенце. Ясно, это и есть рукомойник.
Умылся. Вышел на крыльцо. Белая собака лежала на прежнем месте. Увидев Володю, она не пошевельнулась, а только постучала хвостом.
Володя погладил ее и сел рядом. Она положила на его колени тяжелую морду и вздохнула. Глаза у нее были скучные. Конечно, ей надоело день и ночь сидеть одной на цепи, сторожить дом, когда кругом так много интересного.
И ему показалось, что и его тоже посадили на цепь и заставили сторожить что-то совсем ненужное. У него сейчас же мелькнула одна отчаянная мысль и, как всегда, когда у него появлялись отчаянные мысли, он не стал долго раздумывать. Поглядывая на окно, он отцепил кольцо от ошейника. Собака сейчас же вскочила и сильно встряхнулась, так что пыль полетела во все стороны. Потом она оглянулась, весело посмотрела на Володю, и ему даже показалось, что она засмеялась от радости.
Он выпустил ошейник, и она ринулась вперед.
Ни минуты не раздумывая и не выбирая пути, Володя побежал по тропинке, которая начиналась у самого крыльца и скрывалась в тайге.
А что-то там, где она кончается?
НА ТОМ КОНЦЕ ТРОПИНКИ
Володя знал, что на другом конце этой тропинки должен стоять дом. Но он все шел и шел, а никакого дома ему не попадалось.
Он впервые оказался один в тайге, и ему ничуть не было страшно. Розовая старушка была права, и Катя была права — они обе говорили, что хорошему человеку в тайге бояться нечего.
Володя шел совершенно один и ничего не боялся — зяачкт, он вообще-то хороший человек.
Белая собака жила полной собачьей жизнью. Радуясь свободе, она рыскала вокруг, разрывала лапами мох и громко фыркала.
Володя и не заметил, как тропинка оборвалась, словно заросла зеленым мхом и какой-то таежной травкой с темно-зелеными и красными блестящими листочками.
Но даже и теперь он не испугался, ему было просто интересно, куда это так сразу делась тропинка? Как в сказке: была-была, да вдруг и пропала.
Вокруг стояли молоденькие елочки, некоторые так малы, что их не сразу и разглядишь. Таких он еще не встречал. А немного поодаль расположились, совсем уже по-сказочному, темные великаны — ели. Они широко раскинули свои ветки, похожие на мохнатые лапы, а с них свешиваются серые космы мха, такие длинные, что достают до земли. И очень непрочные: если потянешь — сразу рассыпаются.
