образцовым столом чувствовала себя, как бедная родственница из Крыжополя на свадьбе столичной родни – второй раз за вечер. Все было так... элегантно и, главное, не только внешне элегантно, но и внутренне. Федор оказался до того изысканным, что Лиза до того смутилась, что вторую бутылку вина начала пить в одиночку.
После ужина Федор отвел ее в гостиную, растопил камин и усадил на кожаный диван. Себе налил виски, Лизе – шампанского, они закурили, и Лиза подумала, что заняться сексом на тигровой шкуре было бы так пошло, что прямо заманчиво.
Она отпила глоток, отставила бокал и посмотрела на Федора, который все понял, потянулся к ней и опрокинул ее на диван. Пламя уютно и романтично отблескивало, в голове шумело вино, Федор, как обычно, оказался таким теплым и отзывчивым, что все дурацкие мысли улетучились, и Лиза уже не смотрела на себя как бы со стороны – вот сидит изящная девушка с изысканным мужчиной на шкуре дикого зверя... Они соскользнули с дивана на шкуру, она закинула руки за голову, а он схватил ее за запястья и крепко сжал – с ним Лиза это очень полюбила. Если раньше она была уверена, что в сексе мужчинам нельзя давать волю – все сделают по-своему, не подумают, не учтут, – то Федору ей очень хотелось подчиняться, хотелось, чтобы, как в книжках, он ею «овладел», хотелось быть «источником наслаждения» и чтобы «мужчина сверху». Лиза выгибала спину, стонала и задыхалась от ощущений – она покорялась, когда он делал все медленно, доходила до грани, когда он вдруг превращался в секс-машину, и думала лишь о том, что хочет вот так провести всю жизнь, чтобы вся жизнь – секс с ним, без перерыва, не есть и не пить, не спать, отдать все, только бы это не прекращалось...
Глава 4
Маша проснулась в хорошем настроении.
В последнее время такое с ней случалось редко – она все чаще и глубже чувствовала одиночество, ей казалось, что она бежит, бежит, бежит к какой-то прекрасной цели, подбегает и оказывается на краю пропасти... И можно либо назад, либо в пропасть, либо сидеть на краю и оплакивать свою глупую жизнь. Бездействие, движение – все одинаково бессмысленно.
Даже подруги, познакомившись с какими-то хлыщами, отвернулись от нее. Дружба ничего не значит, хоть и не хотелось в это верить. Любовь не бывает на всю жизнь – ее заменяют привычка, обязательства, совместное имущество... Ради чего жить? Ради чего стараться? Чтобы потом, в старости, как все, умереть и чтобы твое имя забыли, а твои близкие вспоминали о тебе, только перебирая старые фотографии?
Но сегодня Маша была на удивление жизнерадостной. Синее апрельское небо, приветливое солнышко, ароматный кофе – все это радовало и придавало сил.
Вечером их радиостанция устраивала грандиозный сабантуй в честь семилетия – у Маши были новое платье, новые туфли и даже новая сумочка, но главное, что все это ей хотелось надеть и произвести впечатление на окружающих.
Маша села на диван с чашкой кофе в руках и с большим удовольствием оглядела квартиру. Она сама, без всякой помощи со стороны купила эти восемьдесят метров в Куркино! Пусть девочки говорят, что Куркино – край света. Зато она живет в отличном новом кондоминиуме, с огромным чистым подъездом, в котором сидит на страже суровый консьерж, и у них есть подземная стоянка, и клумбы, и лес, и река, и прудик с форелью, и все соседи чистенькие, благополучные, за собачками ходят с пакетами и веничками, и хамства никакого, и в лифте никто не пишет фломастером...
Всю жизнь Маша жила на Петровском бульваре в старинном доме. В парадном вечно пахло крысами и марихуаной, по ночам на лестнице спали бомжи, по вечерам толпились подростки, лифт никогда не работал, потому что был слишком старый, а электричество вечно гасло. Воду грели страшные колонки, которые иногда взрывались, проводка во многих квартирах была внешняя, а лампочка на их этаже никогда не горела – все грешили на семью Трофимовых, известных пьяниц, скандалистов и попрошаек. Мама умудрилась очень вовремя продать квартиру, купила землю на Новой Риге и построила милый домик – небольшой, но уютный и красивый. У нее появились отличные соседи, которые огородили участки общим забором, поставили охрану и открыли неподалеку супермаркет. С одним из соседей – пожилым вдовцом – мама начала встречаться, и Маша не переставала удивляться, с какой легкостью ее собственная мать в пятьдесят пять лет флиртует с мужчинами и верит, что жизнь только начинается.
В свои тридцать Маша не была в этом уверена. Ей всегда хотелось заниматься чем-то полезным, значительным – например, возглавлять службу новостей информационного канала, рассказывать людям правду, беспристрастно обсуждать события, вступать в бурные теледебаты... А вместо этого она получила экономическое образование и зарабатывала деньги для радиостанции, название которой ей даже стыдно было произнести в приличном обществе. Приличным обществом Маша считала группу людей, которые читают не меньше трех книг в месяц, разбираются в театре, никогда не смотрят молодежные ужастики и время от времени покупают картины современных художников.
Но даже несмотря на то, что приличных людей было не так много, а работа не удовлетворяла высоким Машиным запросам, она гордилась собой. После того как умер отец и они вдруг стали бедными, Маша клялась, и божилась, и обещала себе ни от кого никогда не зависеть. Бедность была унизительной – им все сочувствовали, мама не желала идти работать – она вообще не могла понять, как это – работать!.. Помогали иногда родственники, а все друзья отца, коллеги-актеры вдруг куда-то пропали. Маша ходила к «Макдоналдсу» на Тверском бульваре и смотрела, как люди едят гамбургеры, и завидовала, и мечтала об огромном сочном бутерброде. А дома были манка, овсянка и сервизы Кузнецова, и картины Серова и Кончаловского... Потом мама вышла за кого-то замуж и стало легче, а затем развелась, и опять стало тяжело – тогда-то Маша и предпочла экономику журналистике.
Маша обвела свое царство глазами: терраса за прозрачной голубой шторой, сорок метров кухня- гостиная, просторный коридор, настоящий паркет, а не какой-нибудь ламинат, удобная и стильная мебель, шикарная аппаратура... За окном – деревья, тишина и благополучие.
Маша улыбнулась, потянулась и пошла в ванную.
Вечером она едва успела в парикмахерскую на укладку. Ворвалась в салон, разбросала вещи и всю дорогу умоляла мастера не делать ей начес. Начес он ей все-таки сделал, но вышло красиво. Маша расслабилась, надышавшись теплого и ароматного парикмахерского воздуха, вдоволь налюбовалась на новое платье из шифона и пришла к неожиданному выводу, что жизнь – отличная штука.
День рождения радиостанции справляли в загородном клубе. Пригласили группу «Виагра». Знаменитости, миллионеры и сотрудники радио стояли спина к спине – было так тесно, что Маша впала в ступор: как пробраться из одного конца зала в другой? Пока она извинялась, здоровалась, улыбалась и протискивалась бочком, в зале возникло некоторое оживление – говорили, что приехала «Виагра». Толпа взволновалась, Машу неожиданно унесло в сторону и притерло к мужику в легком бежевом пиджаке, ярко- голубой рубашке навыпуск, бледно-кофейной вязаной жилетке и белых брюках. Он был так стильно, удобно и дорого одет, что Маша даже не сразу обратила внимание на его неземную красоту. А когда обратила, обрадовалась, что сзади ее подпирает чья-то обширная спина. О таком мужчине даже мечтать невозможно!
– Можно угостить вас коктейлем? – неожиданно спросил он.
– Можно, но, боюсь, нам придется отсюда уехать, – усмехнулась Маша. – Пока мы до них доберемся, все выпьют.
– А я совершенно не боюсь отсюда уехать, – заявил тот. – К тому же можно далеко не бегать – здесь рядом есть отличный ресторан.
– Э-ээ... – опешила Маша, которая в какую-то секунду решила, что неожиданное знакомство входит в систему розыгрышей, предусмотренных развлекательной программой.
Конечно, никакие розыгрыши никакой программой предусмотрены не были, но чтобы такой невероятный мужчина, и не успела она войти, и именно ее...
– Я с радостью, – пискнула она.
А он уже брал ее под локоток и осторожно уводил от толпы, на воздух, в ресторан...
– Никита, – представился неземной красавец, как только они выбрались из клуба.
– Маша, – от волнения Маша сделала что-то вроде реверанса.
Они подошли к роскошному «Шевроле Каприз»
