сущую пытку. Маша вообще не выносила «мужские» запахи – шампуней, гелей, средств для бритья: было в них нечто убогое, и тех, с кем встречалась, она приучала пользоваться женской парфюмерией – во-первых, они нежно пахли какими-нибудь фруктами, а во-вторых, запах быстро выветривался.
Может, ей так повезло, но она устроилась в самом конце вагона, там, где было всего шесть мест: на одной стороне сидели три женщины лет шестидесяти, на другой – три ребенка лет двенадцати. Вместе с Машей в вагон зашли бабушки – настоящие бабушки, в платочках, с палочками, и через несколько секунд одна из пожилых женщин довольно громко посоветовала детям уступить бабушкам место. Маша полностью ее поддерживала: ну что это за воспитание такое, если дети, почти подростки, не обращают внимания на то, что некоторым совсем даже нелегко стоять на своих двоих?
– Совсем обнаглели! Да кто у них родители? Куда родители смотрят? Да мой сын никогда не сядет – даже если свободные места есть, не сядет, потому что я его культуре научила, потому что мы своих детей по-другому воспитывали!.. – все громче и громче разорялась тетка. Она вдруг уставилась на молодую девушку, которая стояла рядом с Машей. – А сейчас что? Девки в таких юбках ходят, чуть наклонится – трусы все видны, сиськи торчат, тьфу! – при этом тетка с такой ненавистью пялилась на девушку, которая, вообще, была в джинсах и скромном топе, что Маша насторожилась. – И удивляются, что их насилуют! И правильно насилуют, и пусть насилуют – так им и надо, чтоб сиськи свои не выпячивали...
Но Маша уже смотрела женщине прямо в центр лба – туда, где, по идее, находится третий глаз. Смотрела и бормотала, едва разлепляя губы.
– А я вообще ни о каких таких оргазмах ничего не слышала, и вообще, этот, прости господи, секс – от лукавого, приличная женщина никогда ни о чем таком не думает, а я лично при муже даже в лифчике стеснялась появляться...
Соседки с ужасом смотрели на подружку, а вагон уже внимательно прислушивался – некоторые, например, два молодых человека со скейтбордами, откровенно хохотали.
– Я замуж не из-за секса какого-нибудь там вышла, а потому, что в девках не хотела сидеть, так я его две недели не подпускала, и потом меня просто воротило от этих глупостей, а они думают, что им все можно! Да я себя голой целиком в зеркале-то ни разу не видела – что за срамота... – в голос визжала дамочка, а вагон уже просто катался и умолял:
– Заткните ее кто-нибудь...
Это сделала Маша, которая напоследок заставила мерзавку, требующую массовых изнасилований, разрыдаться и попросить прощения у девушки в джинсах и у всех молодых людей в мире. На этом Маша успокоилась, вышла на своей остановке и подумала, что ведьмой быть очень даже хорошо. И еще подумала, что в обратную сторону возьмет такси. Тяжело это – принимать на себя столько эмоций. Став ведьмой, Маша поначалу с трудом переживала эту свою способность видеть людей. Казалось, что чужие настроения обрушиваются на нее, как град – бьют, без разбора, по самым чувствительным местам. Она не могла находиться в толпе, где преобладали раздражение, нервозность, агрессия. Не могла выносить общества людей с расшатанной нервной системой. Совершенно не выносила завистников – от них начинала болеть голова, и ныл желудок. Потом она научилась видеть только тех, кто ее заинтересовал, научилась закрываться, не пропускать все это через себя, а главное – научилась незаметно подсматривать за ведьмами. Правда, это было рискованно – так что Маша не злоупотребляла, но временами тренировалась – почему-то ей казалось, что подобные навыки когда-нибудь да пригодятся.
Она быстро прошла по бульвару, зашла в «Шатер» и огляделась. Первым заметила Андрея, потом – Таню, и еще какое-то создание, которое после некоторых сомнений отнесла к женскому полу. На создании была футболка, джинсы, затоптанные кроссовки и бейсболка. Принадлежность к женскому полу Маша вычислила по некоторому подобию груди, но главное – по сережкам, которые, совершенно точно, были женскими – даже скорее бабскими.
Едва Маша подошла к столику, Андрей как-то нервно вскочил и пробормотал, что такая, видите ли, удача – Таня с подругой тоже как раз проезжали мимо...
– Лена! – решительно заявило создание с сережками.
Вскоре выяснилось, что Лена – тренер из спортивного клуба, куда ходит Таня. Разумеется, из очень дорогого клуба – не какая-нибудь там «Планета Фитнес».
– А я че, я ему правой как врезала, чтоб не возникал, а потом еще и утюгом его приложила... – вещала Лена. – Я ваще, если вмажу, любой закачается, могу, ваще, мужика на армрестлинге положить... Хочешь попробовать? – предложила она Андрею.
Тот замахал руками и сказал, что верит на слово.
– О, Димон подтянулся! – обрадовалась Лена.
Димона, видимо, не хотели пускать – менеджер с тревогой смотрел на молодого человека в жуткой серо-бурой футболке, в каких-то просто невероятно немодных джинсах серо-черного цвета и в белых замызганных кроссовках. У Димона был такой вид, словно его только что выпустили из дурдома – нижняя губа висит, глаза прикрывают черные очки, которые почему-то сидят криво, и шел он неровно.
– Димон у нас в бассейне работает, – весело сообщила Лена с такой интонацией, словно работать в бассейне – куда уж покруче, чем владеть фирмой «Майкрософт».
– Алле... – произнес Димон, захихикал, и всем стало ясно, что он пьян в зюзю.
– Отмечал день рождения, – с гордостью сказала Лена. – Димон, ты хоть пиво с водкой не мешал? – спросила она и засмеялась. Наверное, пошутила.
Маша мило улыбнулась Андрею, словно давала понять – она не будет его добивать.
Таня при этом с нежностью смотрела на друзей – кто знает, может, на лучших? – и, казалось, получала большое интеллектуальное наслаждение.
Минут через сорок Маша извинилась, сказала, что ее ждет такси, и ушла.
– Я убью ее, – пообещала она себе и распорядилась ехать на Тверскую.
Глава 19
Маша высадилась на бульваре и устроилась в летнем кафе. Заказала молочный коктейль с гренадином и уставилась на симпатичного мужчину, который ужинал, почитывая «Ведомости». Мужчина сидел очень независимо, с выражением лица: «Как меня утомила эта тщета бытия», но он знал – совершенно точно знал, что нравится женщинам, – а как может не понравиться красивый, холеный мужчина в дорогой летней одежде, с портфелем «Луи Вюиттон», телефоном «Нокиа» за две тысячи долларов и идеальной стрижкой? И он не просто знал – он посылал сигнал: если считаешь, что ты меня достойна, докажи!
Маша усмехнулась и напряглась, чтобы разглядеть его сексуальные флюиды. Самое смешное, что флюиды в действительности оказались именно флюидами – это было не образное выражение. Они выглядели, как тепло – например, когда от газовой плиты идет видимый жар, марево. Маша настроилась, закрыла глаза, представила картинку – мужчину, стол, деревья, бульвар – потом стерла все это и оставила только этот жар тела, прочувствовала его, и раскрылась. Новичку это было не просто сделать – нужно так сосредоточиться, чтобы он тебя почувствовал, чтобы по его телу пробежала волна... Теоретически это было не очень сложно, но на первых порах все теряли слишком много энергии – поэтому не многие использовали эту технику – предпочитали заклинания или зелье. Но Маше ни то ни другое не приглянулось – слишком уж в лоб, слишком жестко, человек становился каким-то невнятным, часто одержимым, а в таком вот занятном сексуальном влечении не было почти ничего насильственного.
Маша открыла глаза и убедилась, что красавчик на нее смотрит. Контакт налажен. Скоро официант вместе с соком принес Маше пинаколаду – «от господина за тем столиком», которую Маша не без удовольствия выпила. Она подмигнула мужчине, который уже давно отложил газету, отдала официанту деньги и ушла.
Конечно, нечто подобное она могла проделать и с Андреем, но сексуальное влечение – это не любовь, а во-вторых, ей казалось безумием прельщать человека с помощью магии. Хочется, чтобы тебя любили.
Люди, которые говорят, что любовь – болезнь, просто испытывают на себе чары – когда ты против, когда твое сердце с кем-то еще, но тебя влечет именно к этому человеку, рядом с которым – страдание, которого ты хочешь оттолкнуть, с которым любовь превращается в боль. Но люди не верят в магию – и думают, что делают свой выбор.
В современной магии была дисциплина, которая очень интересовала Машу, – этика магии, и там обо всем этом говорилось. Но дисциплина была необязательная, факультативная, шла всего пять занятий, и
