— Моя дорогая Энн, а кто что-то говорит насчет подделки? Почти каждый пакет образцов содержит какой-нибудь любопытный организм, даже если он и недостаточно хорош, чтобы оказаться в конце концов среди наших избранных культур. Вам понятно? Мак-Хайнери удовлетворится результатами, если мы сможем показать их ему. Даже если эти результаты стали возможны благодаря человеку, не обладающему полномочиями. В ином случае ему придется собрать комиссию экспертов, чтобы рассмотреть свидетельство, а это стоит денег. Конечно, все будет основываться на факте, будут ли у нас к тому времени результаты или нет, когда Мак-Хайнери обнаружит, что полковник Рассел ЯВЛЯЕТСЯ человеком, не обладающим соответствующими полномочиями.
— Есть еще одно обстоятельство, — проговорила Энн. — Чтобы сделать окончательно твердым то, что сказала Мак-Хайнери, нам придется превратить полковника Рассела в убедительного планетного эколога. И рассказать ему, в чем именно заключается проект «Пфицнера».
Лицо Ганна мгновенно нахмурилось. — Энн, — проговорил он. — Я хочу чтобы вы убедились, в какую неприятную ситуацию завел нас этот сильный человек. Чтобы защитить наши законные интересы от нашего собственного правительства, мы собираемся совершить настоящее, реальное нарушение секретности. Чего никогда не произошло бы, не надави Мак-Хайнери своим весом.
— Совершенно верно, — подтвердила Энн. Тем не менее, выражение ее лица стало похоже на то, что бывает у игрока в покер, подумал Рассел. Наверное, ей даже нравилось неудовольствие Ганна. В действительности он не считал себя человеком, которого можно подозревать в нелояльности или риске для безопасности чего бы то ни было.
— Полковник Рассел, я полагаю, нет никакого, хотя бы малого шанса на то, что вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО планетный эколог? Большинство космонавтов со столь высоким, как у вас, рангом, являются учеными в некотором роде.
— Увы, — ответил Пейдж. — Моя область — баллистика.
— Что ж, по крайней мере, вы все же кое-что должны знать о планетах. Энн, я предлагаю, чтобы вы сейчас приняли руководство не себя. Мне нужно проделать кое-какое быстрое прикрытие. Ваш отец, как мне кажется — наилучший человек для того, чтобы просветить во всем полковника Рассела. И, полковник, прошу вас запомнить, что теперь каждая частица информации, которую вы получите на нашем производстве, может стоить давшему ее тюрьмы или даже расстрела, если Мак-Хайнери обнаружит это. Вам это понятно?
— Я буду держать рот на замке, — заверил Пейдж. — Я уже и так достаточно нанес вреда. Так что буду только рад, пытаясь помочь сделать все, что только возможно. Мое любопытство и так уже меня просто убивало. Но вы должны знать и еще кое-что, мистер Ганн.
— И это…
— То, что время, на которое вы рассчитываете, просто не существует. Мой отпуск заканчивается через десять дней. И если вы считаете, что сможете сделать из меня планетного эколога за этот промежуток времени, я сделаю все, что зависит от меня.
— Угу, — произнес Ганн. — Энн — за работу.
И он вылетел через вращающиеся двери.
В течении какой-то чопорного мгновения они смотрели друг на друга, и затем Энн улыбнулась. Пейдж сразу же почувствовал себя совершенно другим человеком.
— Это действительно правда — то, что вы сказали? — почти застенчиво спросила Энн.
— Да. Я не знал этого, пока не произнес, но все сказанное мной — правда. Мне жаль, что пришлось это произнести в столь неподходящий момент. Я пришел лишь, чтобы извиниться за мою часть в том споре прошлым вечером. А теперь, похоже, мне придется рассчитываться за куда более значительную ссору.
— А вы знаете, любопытство, похоже, ваш главный талант, — спросила она, снова улыбнувшись. — У вас ушло всего лишь два дня на то, чтобы узнать все вас интересовавшее. Несмотря на то, что это один из наиболее охраняемых секретов в мире.
— Но я пока еще с ним не ознакомился. Вы можете мне рассказать о нем здесь? Или тут есть подслушивающие устройства?
Девушка рассмеялась. — Не думаете же вы, что я и Хэл могли бы ругаться подобным образом, имейся здесь подслушивающие устройства? Нет, здесь все чисто и мы проверяем это каждый день. Я представлю вам лишь основные факты, а отец — снабдит деталями. Правда заключена в том, что проект «Пфицнера» состоит не только в одном лишь покорении дегенеративных заболеваний. Он нацелен так же и на конечный результат этих заболеваний. МЫ ИЩЕМ ОТВЕТА НА САМУ СМЕРТЬ.
Пейдж медленно опустился в ближайшее кресло. — Я не могу поверить, что это может быть сделано, — наконец прошептал он.
— Именно это мы все и привыкли думать, Пейдж. Вот что здесь сказано. Она указала на лозунг на немецком, висящий над вращающимися дверями. «Wider den Tod is kein Krautlein gewachsen». «Против Смерти ничто так просто не растет». Это — закон природы, как считали древние немецкие ботаники. Но на самом деле — это всего лишь вызов. Где-то в природе СУЩЕСТВУЮТ растения и лекарственные травы против смерти — и мы собираемся их отыскать.
Отец Энн казался одновременно и слишком занятым и немного рассеянным, чтобы вообще поговорить с Пейджем. Но, тем не менее, ему потребовался лишь один день на объяснение основной идеи проекта. Причем достаточно живо, так, что Пейдж смог все себе уяснить. На другой день, после простой помощи в той части лабораторий «Пфицнера», где проверялись его образцы почвы — помощи, состоявшей в основном из мытья пробирок и приготовления растворов — Пейдж достаточно проникся идеей, чтобы осмелиться предложить свою версию. Он высказал ее Энн за ужином.
— Как мы считаем, все это основано на том, почему антибиотик действует именно так, а не иначе — говорил он, а девушка слушала с вниманием, в котором лишь слегка проскальзывала нотка насмешки. — А чем хороши они для организмов, их производящих? Мы предполагаем, что микроорганизм выделяет антибиотик, чтобы уничтожить или подавить соперничающие микроорганизмы, хотя у нас никогда не было возможности доказать, что микроорганизмом производится достаточно антибиотика для этого в натуральной среде, то есть почве. Другими словами, мы предположили, что чем шире спектр антибиотика, тем меньше соперников имеет его производитель.
— Поаккуратнее с телеологией, — предупредила Энн. — Организм производит его не ПОЭТОМУ. Это всего лишь результат. Функция, а не цель.
— В общем — правильно. Но именно здесь и пролегает граница в нашем мышлении насчет антибиотиков. А что такое антибиотик для микроорганизма, им УНИЧТОЖАЕМОГО? Совершенно очевидно — токсин, яд. Но некоторые бактерии всегда сопротивляются определенному антибиотику, и благодаря — как это назвал твой отец? — благодаря вариациям клонирования и селекции, сопротивляющиеся клетки могут сами захватить всю колонию. Совершенно очевидно, что эти сопротивляющиеся клетки вырабатывают антитоксин. Примером могла бы стать бактерия, вырабатывающая пенициллиназу, которая является энзимом, уничтожающим пенициллин. Для подобных бактерий пенициллин является токсином, а пенициллиназа — антитоксином, правильно?
— Совершенно правильно. Продолжай, Пейдж.
— А теперь добавим еще один факт. Тетрациклин и пенициллин — не только антибиотики, что само делает их токсичными для многих бактерий — но и одновременно и АНТИТОКСИНЫ. Оба они нейтрализуют плацентный токсин, вызывающий эклампсию беременности. И еще, тетрациклин — антибиотик широкого спектра. А есть ли такая штука, как антитоксин широкого спектра? Является ли сопротивляемость тетрациклину, которую могут выработать многие разные типы бактерий, проистекающие от одной единственной противодействующей субстанции? Теперь мы знаем, что ответ на это — ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ. Мы так же нашли другую разновидность антитоксина широкого спектра — тот, что защищает организм от многих видов антибиотиков. Мне рассказали, что это совершенно новая область исследований. Что мы лишь только начали затрагивать ее поверхность. Эрго: Найдите антитоксин широкого спектра, который действует против токсинов человеческого тела, аккумулирующихся после остановки роста. Наподобие того как пенициллин и тетрациклин действуют на токсин беременности. И вы получите ваш волшебный автомат против дегенеративных заболеваний. И «Пфицнер» уже нашел такой антитоксин: его название — аскомицин… Ну и как я? — с волнением добавил он, переводя дыхание.
— Прекрасно. Быть может, все несколько сжато, чтобы Мак-Хайнери мог понять, но может быть —
