Угрюмо, он отстегнул последний захват своей перевязи, и встал, сознавая, каким ребенком он, очевидно, является на борту этого корабля.
Палуба была неподвижна — ощущение, совершенно ненормальное под его ногами, и подошвы его обуви давили на нее с нормальным давлением неизменного земного тяготения. Только привычки, выработанные многолетней службой в пространстве, предохранили его от пробежки по проходу между каютами к обсервационному куполу.
Там уже находились Энн и Сенатор Вэгонер. Гаснущий лунный свет омывал их спины, в то время как они смотрели вперед, в пространство. Они оказались несколько больше, чем он, встрепаны стартом, что было очевидно, но уже почти оправились. В сравнении с эффектом от старта нормального парома, этот мог лишь слегка нарушить их спокойствие. И конечно же — неожиданный переход в немыслимое поле тяготения, соответствующее земному, не мог бы спутать их нетренированные рефлексы с такой тщательностью, с которой он спутал выработанные долгим временем реакции Пейджа. Если подумать, то такие космические полеты, вполне могли оказаться гораздо более легкими для гражданских лиц, чем для космонавтов. По крайней мере, в ближайшие несколько лет.
Он осторожно приблизился к ним, чувствуя себя весьма робко. По середине, между фигурами сенатора и девушки, сияла светлая, твердая точка желто-белого цвета, смотрящая в обсервационный отсек сквозь толстое, космическое стекло. Точка фиксированная и неподвижная, как и все остальные звезды, заглядывающие сюда. Четкое доказательство того, что тяготение корабля не производилось с помощью вращения вдоль оси. А сама желтая точка — сияющая между локтем Вэгонера и плечом Энн — …
Юпитер.
По обе стороны планеты виднелись две маленькие светлые точки. Четыре Галилеевых спутника, видимые также далеко отстоящими друг от друга невооруженным глазом Пейджа, как если бы они могли выглядеть с Земли в телескоп, имевшийся в распоряжении Галилея.
Пока Пейдж стоял, замешкавшись, на входе в обсервационный отсек, маленькие точки, бывшие самыми большими лунами, уже явственно отделились друг от друга. И одна из них начала закатываться за правое плечо Энн. «Per Aspera» все еще ускорялся. И он направлялся к Юпитеру со такой скоростью, которой не соответствовало ничто из опыта Пейджа. Пораженный, он попытался сделать в уме хотя бы очень грубый подсчет увеличения параллакса и исходя из этого — попробовал прикинуть скорость сближения корабля с Юпитером.
Маленький лунный грузовичок, жужжащий едва ли громче обычного переправщика для доставки пятерых людей — не говоря уже о десятерых — не дальше, чем на Сп-1, сейчас мчался к Юпитеру со скоростью примерно в четверть скорости света.
По крайней мере — сорок тысяч миль в секунду.
И становящийся разборчивее цвет Юпитера указывал на то, «Per Aspera», по-прежнему продолжал набирать скорость.
— Входите, полковник Рассел, — прозвучал голос Вэгонера, отдаваясь легким эхом в обсервационном отсеке.
— Проходите, посмотрите на это зрелище. Мы вас ждали.
10. ЮПИТЕР-5
Именно для того и существует обыкновенный здравый смысл — чтобы его превратили в необыкновенный. Одной из главных способностей, которой математика наделила человечество за последнее столетие — это помещение «здравого смысла» туда, где ему место. На самую верхнюю полку, рядом с пыльным сосудом, обозначенным «ненужная чепуха».
Корабль, совершивший посадку, когда Гельмут направлялся на свою смену, ничем не облегчил груз, висевший у него на сердце. По своим очертаниям он совершенно не отличался от любого из паромов короткого радиуса действия, обслуживавших систему Юпитерианских спутников, перевозивших грузы и, иногда, кое-какую застарелую почту с регулярных рейсов крейсера Cп-1-Марс-Пояс-Юпитер-Х на внутренние луны. Однако этот корабль определенно превосходил по размерам обычный юпитерианского грузовик и посадку он совершил, опустившись своей тяжеловесной тушей на Юпитер-5, лишь на мгновение полыхнув дюзами ракетных двигателей.
Эта посадка подтвердила Гельмуту, что его сон действительно двигался по пути к своей реализации. Если в распоряжении высокопоставленных чиновников действительно имелась настоящая антигравитация, то вообще не имело смысла оставлять ионные ракетные двигатели. Очевидно то, что он увидел, являлось на самом деле частичным гравитационным экраном, позволявшим кораблю передвигаться с гораздо меньшей ракетной тягой, чем обычно. Но сам корабль по-прежнему оставался подвержен определенной заметной фракции всемирного поля тяготения, являвшегося неотъемлемой частью стресса пространства.
На Юпитере же не подошло бы ничто, кроме полностью управляемого и абсолютного гравитационного экрана.
Но теория утверждала, что абсолютный гравитационный экран невозможен. Если бы человеку удалось создать такой экран — даже предположив, что такое вообще возможно — он не смог бы ни подойти к нему, ни отойти от него. Пересечение пограничной линии между полем тяготения, скажем, равным земному и нулевым полем, оказалось бы столь же трудным, сколь и преодоление планки для прыжков в высоту, установленной на бесконечность. И по схожим причинам. Если бы человек пересек границу в ином направлении, он бы грохнулся на землю по другую сторону линии с той же силой, как если бы свалился с Луны. На самом деле, даже немного сильнее.
Гельмут работал на пульте совершенно автоматически, думая о другом. Чэрити отсутствовал, но не было и какой-то важной причины, почему за пультом техника в эту смену должен находиться человек. Отсюда можно легко проследить за работой. И, очевидно, Чэрити ожидал, что Гельмут это сделает, иначе бы оставил записку. Очевидно, он уже беседовал с сенаторами, получая то, что для него могло быть радостными новостями.
Неожиданно Гельмут понял, что ему не осталось ничего другого, кроме как, когда закончится эта смена, все бросить и бежать.
Не было никакой причины, почему от него требовалось возрождать свой ночной кошмар, безнадежно, событие за событием, словно актер, приговоренный к роли. Сейчас он находился в здравом уме, обладал полный контролем над своими чувствами. И все же, чувствовал себя лишь наполовину нормальным. Тот человек, во сне, сам изъявил желание — но этот человек не мог быть Робертом Гельмутом. Теперь уже нет.
Пока сенаторы находятся здесь, на Юпитере-5, он передаст им свое прошение об отставке. Прямо — через голову Чэрити.
Чувство облегчения накатило на него как раз тогда, когда он закончил перенастройку системы, что позволяло бы ему проводить проверку с общего пульта. Оно оставило в нем поразительную слабость, настолько, что ему пришлось положить поднесенный было на полпути к голове шлем назад на пульт. ВОТ ЧЕГО он ожидал: отставки, и ничего более.
Но перед Чэрити он был в долгу — надо закончить Большое Турне по Мосту. После этого он будет свободен. Ему никогда больше не придется увидеть Мост, даже не в надетом обзорном шлеме. Прощальное турне, а затем — назад, в Чикаго, если такое место все еще существует.
Он подождал, пока дыхание несколько успокоилось, затем нахлобучил шлем на голову и Мост…
… проявился внезапно вокруг, как будто он упал на него. Кромешный Ад за пределами понимания и всякой надежды, скрытый со всех сторон. Барабанный грохот дождя по корпусу его «жука» оказался настолько громким, что у него даже заболели уши, несмотря на то, что ручка усиления его шлема была отведена до нулевого положения. Иным способом полностью отключить звуковое сопровождение было
