между собой третье лицо, принимающее на себя все удары, — как бы то ни было, но они не обратили ни малейшего внимания на мистера Пиквика и, с большим воодушевлением вызывая друг друга на бой, бесстрашно орудовали саквояжем и совком. Несомненно, мистер Пиквик жестоко поплатился бы за свое человеколюбивое вмешательство, если бы не мистер Уэллер, который, заслышав вопли хозяина, ворвался в кухню, схватил мешок из-под муки и положил конец драке, набросив мешок на голову могущественному Потту и крепко обхватив его за плечи.
— Отнимите саквояж у другого сумасшедшего! — крикнул Сэм Бену Эллену и Бобу Сойеру, которые ровно ничего не делали и только приплясывали вокруг, вооруженные ланцетами с черепаховой ручкой и готовые пустить кровь первому, кто будет оглушен ударом. — Отдайте саквояж, негодник вы этакий, или я вас самого туда запрячу!
Устрашенный этой угрозой и совсем запыхавшийся „независимый“ дал себя обезоружить, а мистер Уэллер, сняв гасильник с Потта, освободил его с таким предостережением: — Сейчас же отправляйтесь спать, или я вас обоих уложу в одну постель, завяжу вам рты, деритесь сколько угодно. Я справлюсь с дюжиной таких, как вы, если они полезут в драку. А вы сэр, будьте добры, пожалуйте сюда.
Обратившись с такими словами к мистеру Пиквику, Сэм взял его под руку и увел, а хозяин гостиницы под наблюдением мистера Боба Сойера и мистера Бенджемина Эллена препроводил обоих враждующих редакторов в их комнаты. Уходя, они выкрикивали свирепые угрозы и в туманных выражениях договаривались выйти завтра на смертный бой. Впрочем, поразмыслив, они пришли к тому заключению, что гораздо разумнее будет продолжать бой в печати. Поэтому они вскоре возобновили враждебные действия, и весь Итенсуилл был потрясен их храбростью — на бумаге.
На следующее утро они уехали спозаранку в разных каретах, пока остальные путешественники еще спали. А так как погода прояснилась, то мистер Пиквик со своими спутниками устремился в Лондон.
ГЛАВА LII,
Считая неделикатным представить молодой чете Боба Сойера или Бена Эллена, не предупредив ее об их прибытии, и желая щадить по мере сил чувства Арабеллы, мистер Пиквик сказал, что он с Сэмом поедет в гостиницу „Джордж и Ястреб“, а молодые люди временно остановятся где-нибудь в другом месте. На это они охотно согласились, и план был приведен в исполнение: мистер Бен Эллен и мистер Боб Сойер отправились на окраину Боро в уединенный трактир, где в былые дни их имена частенько красовались за дверью буфетной, возглавляя написанные мелом длинные и запутанные вычисления.
— Ах, боже мой, мистер Уэллер! — воскликнула хорошенькая горничная, встретив Сэма у двери.
— Лучше бы вы сказали: „Ах, Сэмми мой“, милочка, — отвечал Сэм, отставая от своего хозяина, чтобы тот не слышал их беседы. — Мэри, какая вы красотка!
— Ах, мистер Уэллер, какие глупости вы говорите! — сказала Мэри. — Ах, мистер Уэллер, не надо!
— Чего не надо, моя милая? — осведомился Сэм.
— Вот этого, — отвечала хорошенькая горничная. — Да отстаньте вы от меня!
После такого увещания хорошенькая горничная оттолкнула Сэма к стене, заявив, что он измял ей чепчик и растрепал локоны.
— И вдобавок помешали мне сказать то, что я хотела, — сказала Мэри. — Вас уже четыре дня ждет письмо. Получаса не прошло после вашего отъезда, как оно было получено, а на обертке написано: „Спешно“.
— Где оно, моя милочка? — спросил Сэм.
— Я его припрятала для вас, а то бы оно давным-давно пропало, — отвечала Мэри. — Вот оно, берите, хотя вы этого не заслуживаете.
С этими словами, мило кокетничая и выражая сомнения и опасения, не потерялось ли письмо, Мэри извлекла его из-под изящнейшей муслиновой пелеринки и протянула Сэму, который тотчас же поцеловал его с превеликой галантностью и нежностью.
— Ах, боже мой! — воскликнула Мэри, поправляя пелеринку и притворяясь ничего не понимающей. — Почему вы так его полюбили?
На это Сэм ответил одним только подмигиванием, глубочайший смысл коего не поддается никаким описаниям, и, усевшись рядом с Мэри на подоконник, распечатал письмо и заглянул в его содержимое.
— Вот те на! — воскликнул Сэм. — Что это значит?
— Надеюсь, ничего не случилось? — осведомилась Мэри, заглядывая ему через плечо.
— Да благословит бог ваши глазки! — сказал Сэм, поднимая голову.
— Забудьте о моих глазах, читайте-ка лучше письмо, — посоветовала хорошенькая горничная, и при этом глаза у нее смотрели так лукаво и чарующе, что перед ними никак нельзя было устоять.
Сэм освежился поцелуем и прочел следующее:
— Что за бестолковое письмо! — воскликнул Сэм. — Как тут разобрать, что оно значит, со всеми этими «он» да «я»! И почерк не отцовский, вот только подпись печатными буквами — это его рука.
— Должно быть, он попросил кого-нибудь написать за него, а сам подписался, — предположила хорошенькая горничная.
— Подождите минутку, — сказал Сэм, снова пробегая письмо и останавливаясь, чтобы обдумать некоторые места. — Вы угадали. Джентльмен, который это писал, изложил все, как полагается, о случившейся беде, а потом мой отец заглянул ему через плечо, сунул свой нос и запутал все дело. Это очень на него похоже. Вы правы, Мэри, милочка.
Уяснив себе этот пункт, Сэм еще раз прочел послание от начала и до конца и, как будто только теперь уразумев его содержание, задумчиво сложил письмо и воскликнул:
— Стало быть, бедняжка умерла! Мне ее жаль. Она была бы неплохой женщиной, если бы эти пастыри оставили ее в покое. Мне ее очень жаль.
Мистер Уэллер с такой серьезностью произнес эти слова, что хорошенькая горничная опустила глазки и призадумалась.
— А впрочем, — продолжал Сэм, со вздохом пряча письмо в карман, — сделанного не переделаешь, как сказала старая леди, выйдя замуж за лакея. Теперь уж не исправишь дела, — не правда ли, Мэри?
Мэри покачала головой и тоже вздохнула.
— Придется попросить отпуск у командира, — сказал Сэм. Мэри еще раз вздохнула. Письмо было такое трогательное.
