загудел.
— Раненько к нам пожаловали, мистер Пиквик, — раздался голос за его спиной.
— А, мистер Лаутен! — отозвался сей джентльмен, оглянувшись и узнав старого знакомого.
— Довольно-таки жарко, — сказал Лаутен, вынимая из кармана брамовский ключ с затычкой, чтобы в него не забивалась пыль.
— Вы как будто разгорячились, — заметил мистер Пиквик, улыбаясь клерку, который был красен как рак.
— Я шел довольно быстро, — сообщил Лаутен. — Была половина десятого, когда я проходил по Полигону. Да это неважно, раз я пришел раньше его.
Утешившись таким соображением, мистер Лаутен извлек затычку из ключа, отпер дверь, снова вставил затычку и, спрятав брамовский ключ в карман, вынул из ящика письма, оставленные почтальоном. Затем он пригласил мистера Пиквика в контору. Здесь он в одно мгновение снял сюртук, надел поношенную куртку, которую достал из конторки, повесил шляпу, вытащил несколько листков толстой шероховатой бумаги, переложенных листами пропускной, и, заложив за ухо перо, с довольным видом потер руки.
— Ну-с, мистер Пиквик, — сказал он, — теперь у меня все в порядке. Рабочий костюм надет, бумага на столе… он может явиться хоть сейчас. Нет ли у вас понюшки табачку?
— Нет, — отвечал мистер Пиквик.
— Очень жаль, — заявил Лаутен, — а впрочем, не беда. Я мигом сбегаю и добуду бутылку содовой воды. Мистер Пиквик, вы ничего странного не замечаете в моих глазах?
Джентльмен, к коему был обращен этот вопрос, посмотрел в глаза мистеру Лаутену и сообщил, что не замечает в них ничего странного.
— Очень рад, — сказал Лаутен. — Вчера вечером мы здорово выпили в «Пне», и сегодня мне не по себе. Кстати, Перкер уже занялся вашим делом.
— Каким делом? — осведомился мистер Пиквик. — Судебными издержками миссис Бардл?
— Нет, не то, — отвечал Лаутен, — я говорю о том клиенте, чьи обязательства, по вашему поручению, мы выкупили по десяти шиллингов за фунт, чтобы освободить его из Флита и отправить в Демерару[156].
— А! Вы говорите о мистере Джингле! — воскликнул мистер Пиквик. — Ну, так как же?
— Все улажено, — сказал Лаутен, начиная чинить перо. — Ливерпульский агент сообщил, что вы оказали ему много услуг, пока не удалились от дел, и теперь он охотно берет его по вашей рекомендации.
— Отлично, — сказал мистер Пиквик. — Очень рад это слышать.
— А знаете ли, — продолжал Лаутен, поскабливая перо и готовясь сделать новый разрез, — тот, другой — совсем придурковатый парень!
— Какой другой?
— Да его слуга, приятель или как он там ему приходится. Да вы его знаете — Троттер.
— Вот как! — с улыбкой сказал мистер Пиквик. — А я всегда был как раз противоположного мнения о нем.
— Признаться, и я так же судил по первому впечатлению, — отозвался Лаутен. — Это доказывает, как легко обмануться. Как вам понравится — ведь он тоже едет в Демерару!
— Как! Он отказывается от того, что ему было здесь предложено? — удивился мистер Пиквик.
— Когда Перкер предложил ему восемнадцать шиллингов в неделю и посулил прибавку, если он будет хорошо себя вести, он и слушать не стал, — сообщил Лаутен. — Заявил, что хочет отправиться с тем, другим. Вдвоем они убедили Перкера написать второе письмо, и теперь ему подыскали место там же, где будет его приятель. Перкер говорит, что даже каторжник в Новом Южном Уэльсе может рассчитывать на лучшее место, если предстанет перед судом в новом платье.
— Безумный человек! — сказал мистер Пиквик, и глаза его сияли. — Безумный человек!
— О, это хуже безумия, это, знаете ли, какое-то раболепство, — отозвался Лаутен, с презрительной миной занимаясь своим пером. — Он говорит, что это его единственный друг и он к нему привязан и так далее, в том же духе. Ну что ж, дружба — дело хорошее; вот, например, в «Пне» все мы — друзья-приятели за нашим грогом, когда каждый сам за себя платит, но жертвовать своими интересами для другого — как бы не так! У человека должны быть только две привязанности: первая — к своей собственной особе, вторая — к женскому полу. Вот как я на это смотрю, ха-ха-ха!
Мистер Лаутен закончил свою речь веселым саркастическим смехом, но смех этот преждевременно оборвался, когда на лестнице раздались шаги Перкера. Едва услышав их, Лаутен с поразительным проворством взлетел на свой табурет и начал усердно писать.
Приветствия, которыми обменялись мистер Пиквик и его поверенный, были дружескими и сердечными, но не успел клиент опуститься в кресло, как послышался стук в дверь и чей-то голос осведомился, здесь ли мистер Перкер.
— Эге! — воскликнул Перкер. — Это один из наших приятелей бродяг, Джингль, собственной персоной, уважаемый сэр. Желаете его повидать?
— А как вы думаете? — нерешительно спросил мистер Пиквик.
— Я бы советовал вам повидаться с ним. Эй, сэр, как вас там зовут, пожалуйте!
Повинуясь этому бесцеремонному приглашению, Джингль и Джоб вошли в комнату, но увидев мистера Пиквика, остановились в некотором смущении.
— Ну, разве вы не знаете этого джентльмена? — сказал Перкер.
— Еще бы не знать, — ответил мистер Джингль, шагнув вперед. — Мистер Пиквик — глубоко вам благодарен — спасли жизнь — человеком меня сделали — никогда не раскаетесь, сэр.
— Очень рад это слышать, — отозвался мистер Пиквик. — Вид у вас теперь гораздо лучше.
— Благодаря вам, сэр, — большая перемена — Флит его величества — нездоровое место — весьма, — сказал Джингль, покачивая головой.
Он был одет прилично и опрятно, так же как и Джоб, который стоял за его спиной, прямой, как палка, смотрел на мистера Пиквика, и лицо у него было каменное.
— Когда они едут в Ливерпуль? — обратился мистер Пиквик к Перкеру.
— Сегодня вечером, сэр, в семь часов, — сказал Джоб, выступив вперед, — с городской каретой, сэр.
— Места заказаны?
— Заказаны, сэр.
— Вы твердо решили ехать?
— Да, сэр, — ответил Джоб.
— Что касается экипировки, необходимой для Джингля, — сказал Перкер, обращаясь к мистеру Пиквику, — я договорился, чтобы каждую четверть года вычитали небольшую сумму из его жалованья, и при аккуратных вычетах расходы будут покрыты в течение года. Я решительно возражаю, мой дорогой сэр, против того, чтобы вы что-либо для него делали, если он не постарается заплатить долг, а это зависит от желания работать и хорошего поведения.
— Правильно, — с твердой решимостью заявил Джингль. — Ясная — голова — человек — видавший виды — совершенно справедливо — вполне.
— Договорившись с его кредитором, выкупив его одежду у ростовщика, содержа его в тюрьме и уплатив за проезд, — продолжал Перкер, игнорируя замечание Джингля, — вы уже выбросили свыше пятидесяти фунтов.
— Не выбросили, — быстро перебил Джингль. — Все будет — выплачено — усердная — работа — накоплю — до последнего фартинга. Быть может, желтая лихорадка — ничего не поделаешь — если не…
Тут мистер Джингль запнулся, ударил кулаком по тулье своей шляпы, провел рукой по глазам и сел.
— Он хочет сказать, — вмешался Джоб, подойдя ближе, — он хочет сказать, что, если желтая лихорадка не отправит его на тот свет, он вернет эти деньги. Если уцелеет, он их вернет, мистер Пиквик. Я позабочусь об этом. Я знаю, что вернет, сэр, — твердил Джоб. — Я даже поклясться могу… Вот увидите, могу поклясться.
