головы показывая на стол:
— Ладно… Давайте выпьем.
И опять Подклёнов сказал с усмешкой:
— Нам некогда, Паша. Давай деньги.
— А если не дам?
— Ты меня знаешь.
Рыжий думал, борясь в то же время с хмельным угаром. Помолчав, спросил:
— Прижали, гады? На готовое пришли? — И, нервно заталкивая финку в ножны, объяснил: — Грошей здесь нету.
— Понимаю, — кивнул Подкленов. — Значит, пойдем за ними. Одевайся.
Рыжий, скрипнув зубами, потянул со стула кожаную, в блескучих молниях куртку. Пока надевал её, плохо попадая в рукава, Семён и Подклёнов не сводили друг с друга глаз. Семён старался разгадать странную игру Василия Подклёнова и не мог. Бандит требовал у другого бандита какие-то деньги. Очевидно, добытые ценой ещё одного преступления. Это-то было ясно. Но почему вдруг Подклёнов выдал его, Семёна Гостинцева, за своего «кореша»? Зачем впутал, как осмелился впутать? Что позволило ему надеяться на согласие или хотя бы на такое вот молчание? Почему всё-таки он думает, что игру поддержат?
И вдруг Семён понял: деньги.
Убийца Подклёнов покупал его. «Нам долю ты выделишь», — сказал он рыжему, не зря подчеркнув это «нам»! Меряет на свой аршин, думает, что ради денег можно пойти на всё. Он в этом уверен, мерзавец! Надеется купить обещанием разделить деньги, а после… После-де — выстрел из пистолета в спину где- нибудь на безлюдной улице. Ну что же! Семён Гостинцев согласен на такую игру!
Он заставил себя одобрительно моргнуть Подклёнову: ладно, будем играть! Тот понял, даже усмехнулся, кажется.
— Быстрей шевелись, Букет! — скомандовал он рыжему. — У нас тоже… свидания назначены.
Тогда Семён обратил внимание, что на диване сидит сильно накрашенная девица. Выходя, рыжий бросил косой взгляд в её сторону:
— Не видела и не слышала. Ясно?
Та кивнула.
На улице всё ещё хлестал дождь, и только поэтому Семён вспомнил, что провёл в доме какие-то считанные минуты. Поискал взглядом Костю. Улица была совершенно пустынной. Рыжий поднял воротник куртки и быстро, чуть покачиваясь иногда, зашагал в ту сторону, откуда недавно пришёл Подкленов, и сам Семён, и такие далекие теперь Люда и Костя.
— Куда? — спросил рыжего Подклёнов.
— Увидишь, — не оборачиваясь, огрызнулся тот.
Семён напрягал слух, страстно желая услышать за спиной шорох шин и окрик: «Руки вверх!» Но они отвернули в переулок, прошли через пустой сквер и оказались на набережной. Здесь ожидать помощи не приходилось. Следовало рассчитывать только на себя. И Семён почти примирился с этим. Может быть, это к лучшему даже!
Во-первых, представляется возможность узнать, где находится логово Букета. Если повезёт, — даже тайник, куда Букет прячет ворованное. Потом он останется с глазу на глаз с Подклёновым; конечно, тот постарается избавиться от своего невольного сообщника. Но ведь не будет же Подклёнов стрелять где попало! Значит, есть надежда опередить его. Внезапный нокаутирующий удар, скажем, и — отнять оружие. Если преступник добровольно не пойдёт в милицию, попытается бежать — что же, придётся стрелять. Целиться надо в ногу. Конечно, если повезёт ему, а не Подклёнову.
Они шли рядом, плечо к плечу — Семён Гостинцев и скрывающийся преступник, убийца Василий Подклёнов. А чуть впереди, собственно говоря, — под конвоем у них, шагал рыжий Пашка Букет. Весело!
Пройдя по набережной, обогнули какую-то строительную площадку. Потом над головой навис мост, а за его устоями открылись заросшие травой задворки. Миновав их, снова очутились у Ангары.
Семён подумал, что Букет завернёт к ресторану-поплавку, но они прошли дальше — к пристани речного трамвая.
— В Кузьмиху, что ли? — спросил Подклёнов.
Букет только мотнул головой.
Из его глаз постепенно уходила муть, движения становились более собранными. Несмотря на непогоду, он остался на верхней палубе и, стащив кепку, подставил дождю голову. Рыжие вихры потемнели, слиплись.
— Г-гады! — сказал он вдруг и скрежетнул зубами.
Подклёнов усмехнулся с откровенной издевкой:
— Точно, Паша. Но у тебя нет выбора. Лучше поделиться с нами, чем встать к стенке.
Помолчали. Букет закурил сигаретку.
— Гроши мы поделили с Чернушником, — сказал он погодя. — Половину будешь получать с него.
— Вы потом сами договоритесь, Паша, — всё так же усмехнулся Подклёнов. — И, потом, ты лепишь горбатого. Не пройдёт.
— Внатуре, — бросил Букет.
— Николе ты не доверяешь, Паша. Я же знаю, — пока не утихнет шумок, ты придержишь денежки. Не разменяешь ни одного червонца. Ты же умный — а вдруг засекут, вдруг известны номера купюр. Точно?
Букет хотел выплюнуть сигарету, но она крепко приклеилась к губе. Оторвав её и обкусав бумагу, он спросил почти равнодушно:
— А откуда я знаю, что вы меня не припорете, когда приведу к грошам? А? Вас двое…
— Я же не мокрушник, Паша. Ты же знаешь, что я не люблю крови.
Катер подвалил к пристани. Немногочисленные пассажиры заспешили к сходням. И уже на берегу, показывая на свободное такси возле пристани, Букет сказал:
— Поедем за Чернушником. Пусть двое на двое. И чтобы Никола не думал, что я откачиваю гроши.
Подклёнов посмотрел на Семёна, словно спрашивал его совета, но решил сам:
— Ладно. Дело твоё.
«Положение осложняется, — забеспокоился Семён. Но Пашку Букета и его товарища можно было не бояться, — всё-таки у Подклёнова пистолет, это стоит пяти ножей. Конечно, и Подклёнов рассчитывает на это. Будь что будет».
Садясь в машину, Букет назвал шофёру адрес, но какой именно, — Семён не расслышал. Машина закачалась на колдобинах. Рядом попыхивал папироской Подклёнов; студент дважды ловил его испытующие взгляды. Удивлённый молчаливостью пассажиров, шофер напрасно пытался заговаривать с соседом, — Букет не поддерживал разговора. Он сопел, одну от другой зажигая сигареты. «Нервничает», — подумал Семён. Подклёнов тоже достал папиросы. Протягивая пачку, не пряча улыбки, предложил:
— Закуривай, корешок. Один чёрт нехорошо.
Семён криво усмехнулся в ответ, но взял папиросу.
«Выдержка же у этого бандюги!» — почти с восхищением подумал он. Подклёнов тем временем зажёг спичку. Жёлтый язычок огня заколебался в его ладонях, составленных лодочкой. Подклёнов поднёс лодочку к папиросе Семёна и бесцветным голосом произнёс:
— Люди с головой всегда и обо всём могут договориться.
Конечно, фраза адресовалась Семёну, но Пашка Букет с полным основанием мог принять её в свой адрес. «Ловок, чертяка!» — снова, без неприязни почти, подумал студент. Ох, и дорого дал бы Семён Гостинцев, чтобы прочитать потаенные мысли этого парня!
А по ветровому стеклу машины, словно маятники очень ленивых часов, вычерчивали свои дороги неутомимые «дворники». Вспыхивали и гасли неяркие в светлых сумерках огоньки светофоров. Уклоняясь от брызг, сторонились к домам редкие прохожие Вот милиционер плавно взмахнул руками, закрывая дорогу…
Крикнуть шофёру «стой!» и навалиться на Подклёнова?
