работы с топором в последние годы, и он обращался с ним довольно неуклюже. Рубить корни оказалось труднее, чем рубить дрова. Корни были такими крепкими, что топор от них отскакивал, если не удавалось ударить точно. Один раз он рубанул по корню слишком близко от пня, и топор выскочил у него из руки, едва не ударив женщину по ноге.
— Черт, это я нечаянно, — извинился Роско. Женщина взирала на него с отвращением.
— Если бы у меня был ремень, я бы привязала его к твоей руке, — сказала она. — И тогда бы прыгали вместе, сколько душе угодно. Кстати, какой это город нанял тебя в качестве помощника шерифа?
— Форт-Смит, — ответил Роско. — Там шерифом Джули Джонсон.
— Жаль, что не он здесь объявился, — заметила женщина. — Может, он умеет обрубать корни.
Она снова принялась погонять мулов, а Роско опять стал тюкать по корням, изо всех сил сжимая топор, чтобы он не выскочил у него из рук. Скоро он вспотел еще больше, чем женщина, пот катился по бровям и капал с носа. Он уже давно так не потел и явно не полу чал от этого удовольствия.
Пока Роско так стоял, ослепленный потом, мулы сильно дернули, и один из корней, который он собирался обрубить, неожиданно выдернулся из земли, выпрямился и стеганул его, как змея. Удар пришелся как раз ниже коленей, сбив его с ног и заставив снова выронить топор. Он старался удержать равновесие, но не смог и упал навзничь. Корень же продолжал извиваться, как живой.
Женщина даже не оглянулась. Мулы заставили пень двигаться, и она погоняла их, дергая вожжи и крича так, будто они были глухими. А Роско лежал и смотрел, как огромный пень медленно вылезает из дыры, где пробыл так много лет. Пара небольших корней еще держалась, но мулы продолжали тянуть, так что скоро и они оборвались.
Роско медленно поднялся и обнаружил, что с трудом может передвигаться.
Женщине, видимо, показалось забавным, как он хромает, пытаясь обрести контроль над своими конечностями.
— Кого это они послали тебя ловить? — спросила она. — Или они решили, что ты не отрабатываешь своего жалованья и выгнали тебя из города?
Роско огорчился. Даже незнакомые люди считают, что он не стоит своего жалованья, а с его точки зрения, он прекрасно справлялся и содержал тюрьму в приличном состоянии.
— Я ищу Джули Джонсона, — объяснил он. — У него жена сбежала.
— Жаль, что она не сбежала в этом направлении, — заметила женщина. — Я бы заставила ее помочь мне расчищать эту поляну. Одной трудно и долго.
Тем не менее прогресс был налицо. На южном краю поля, где был привязан Мемфис, выстроились сорок или пятьдесят пней.
— А где ваши мужчины? — спросил Роско.
— Или померли, или уехали, — ответила женщина. — Мне все не удается найти мужа, который бы знал, как можно выжить. Мои мальчики работать не любят, так что они уехали примерно во время войны и не вернулись. Как тебя зовут, помощник шерифа?
— Роско Браун, — ответил он.
— Я Луиза, — сказала женщина. — Луиза Брукс. Родилась я в Алабаме, и жаль, что там не осталась. По хоронила там двух мужей, и еще одного здесь. Прямо позади дома и похоронила. Джимом его звали, — добавила она. — Толстый был, я не смогла втащить его в фургон, так что выкопала здесь яму и похоронила.
— Что же, скверные дела, — посочувствовал Роско.
— Да нет, мы не ладили, — возразила Луиза. — Он только и делал, что пил виски да читал Библию, а я люблю мужчин, которые делают что-то одно. Я однажды сказала, что, по мне, хоть бы он умер, и этот дурак взял да и через три недели преставился.
Хотя Роско рассчитывал переночевать у этой женщины, он почувствовал, как желание ослабевает. С его точки зрения, Луиза Брукс была пострашнее кабанов. Мулы оттащили пень к шеренге прочих пней, и Роско подошел, чтобы помочь отвязать животных.
— Роско, я приглашаю тебя поужинать, — проговорила Луиза, не дав ему решиться уехать. — Готова по спорить, что ешь ты лучше, чем работаешь топором.
— Ну, мне надо ехать за Джули, — неуверенно промямлил Роско. — Его жена сбежала.
— Я тоже хотела сбежать, да Джим взял и помер, — сообщила Луиза. — Если бы я сбежала, мне не пришлось бы его хоронить. Он был таким толстым. Мне пришлось привязать его к мулу, чтобы вытащить из дома. Провела весь день, выкорчевывая пни, а потом полночи, хороня мужа. Сколько тебе лет?
— Ну, вроде сорок восемь, — ответил Роско, удивленный вопросом.
Они шли за мулами к краю поля, и Луиза сняла шляпу и стала ею обмахиваться. Роско вел свою лошадь.
— Тощие живут дольше, чем толстые, — заметила Луиза. — Ты вполне можешь дотянуть до шестидесяти.
— Или дольше, я надеюсь, — сказал Роско.
— А готовить умеешь? — спросила Луиза. Она на вид была вполне ничего, только крупновата.
— Нет, — признался Роско. — Я обычно ем в салуне или иду к Джули домой.
— Я тоже не умею, — заметила Луиза. — Меня это никогда не интересовало. Зато я люблю возиться с землей. Я бы занималась этим денно и нощно, если бы не требовалось столько керосина.
Это звучало странно. Роско никогда не слышал о женщине-фермере, хотя в сезон много черных женщин собирали хлопок. Они вышли на большую поляну, где не видно было ни одного пня. Зато там имелись хижина и веревочный загон. Луиза распрягла мулов и пустила их в загон.
— Я бы оставила их здесь, да они убегут, — объяснила она. — Они не так любят заниматься землей, как я. Полагаю, у нас на ужин кукурузный хлеб. Я больше почти ничего не ем.
— А как насчет бекона? — поинтересовался Роско. Он был здорово голоден и с вниманием отнесся бы к хорошему куску бекона или котлете. Вокруг хижины ковырялись в пыли несколько тощих цыплят, один вполне бы сгодился на ужин, но ему показалось неудобным намекать на это, поскольку он был гостем.
Верная слову Луиза поставила на стол кукурузный хлеб, который приходилось запивать колодезной водой. Хижина оказалась просторной и чистой, но еды в ней явно было маловато. Роско подивился, как это Луиза живет на одном хлебе. Он вспомнил, что нигде поблизости не видел коровы, так что, по всей вероятности, она обходилась и без молока и масла.
Она сжевала тарелку хлеба с удовольствием, время от времени обмахиваясь. В хижине было душновато.
— Сомневаюсь, чтобы ты догнал шерифа, — заметила она, оглядывая Роско с ног до головы.
— Ну, он поехал в Техас, — объяснил он. — Может, я встречу кого, кто его видел.
— Ага, а, может, ты заедешь сразу в большую кучу индейцев-команчи, — возразила Луиза. — И тогда тебе никогда больше не придется есть кукурузный хлеб.
Роско не ответил на этот выпад. Чем меньше говорить об индейцах, тем лучше, так он считал. Он какое-то время жевал хлеб, предпочитая не думать о всех тех вещах, которые могут случиться с ним в Техасе.
— Ты когда-нибудь был женат? — спросила Луиза.
— Нет, мэм, — ответил Роско. — Даже обручен не был.
— Другими словами, ты пропал зря, — констатировала Луиза.
— Ну, я довольно долго был помощником шерифа, — сказал Роско. — Следил за тюрьмой.
Луиза пристально смотрела на него. Что-то в ее взгляде заставляло его чувствовать себя неловко. Единственным освещением в хижине служила маленькая керосиновая лампа. Вокруг нее кружилось не сколько насекомых, отбрасывая тени на стол. Хлеб был таким сухим, что Роско приходилось постоянно прикладываться к кувшину с водой, чтобы проглотить кусок.
— Роско, ты не то себе занятие выбрал, — заявила Луиза. — Если тебя научить держать топор, из тебя по лучился бы неплохой фермер.
Роско не знал, как ответить. Он никогда не собирался становиться фермером.
— Почему сбежала жена шерифа? — поинтересовалась Луиза.
— Она не сказала, — ответил Роско. — Может, Джули знает, но я сомневаюсь, так как он уехал до того, как она сбежала.
