– Какая дивная особа! – глядя сквозь лорнет на графиню Елизавету, сказал Безбородко, стоявший рядом с престарелым Херасковым, которого перед этим он только что «удостоил» своего особого внимания и разговора как старейшего представителя нашей литературы и поэзии.
– Российская Цирцея! – с видом старческого восторга сказал Херасков, отправив в нос добрую понюшку французского «рапе» из тяжеловесной золотой «жалованной» табакерки.
– Нет, ваше превосходительство! Нет, не Цирцея! – с живостью перебил его Безбородко. – Цирцея – это слишком низменно, слишком плотски для неё!.. По-моему, скорей уж Мадонна, если нам нужны боготворения.
– Ваша светлость, позвольте согласить моё определение с вашим, – с почтительно- любезным видом, сквозь который, однако, проглядывала внутренняя независимость, сказал Херасков. – Цирцея в образе Мадонны или Мадонна в образе Цирцеи. Не так ли? В ней есть и то и другое.
Безбородко, любуясь на графиню Елизавету и в то же время как бы соглашаясь с Херасковым, молча кивнул головой.
В это время Екатерина Ивановна Нелидова, завидя графа Илию с дочерью, прервала, извиняясь, какой-то разговор с одной из самых почтенных и взыскательных московских старушек и с доброй, милой улыбкой пошла навстречу графине Елизавете.
– Как я рада, что наконец-то вас встретила! – приветливо заговорила она по-французски, протягивая Лизе обе свои замечательно маленькие и изящные ручки. – Мой брат не даёт мне покою: он давно уже слышал о вас от меня, но сегодня видел вас здесь впервые, ранее меня, и теперь просто сгорает от нетерпения быть вам представленным. Он очень добрый мальчик. Позвольте мне вас познакомить с ним.
Лиза, не зная, что отвечать, полусмущённо взглянула на отца и потом на Нелидову.
– Я очень рад, Екатерина Ивановна; надеюсь, и она тоже, – поспешил ответить старик, заметив взгляд дочери, выражавший её затруднительное положение.
Нелидова подала графу свою руку, и они втроём направились к почтенной московской старушке, за креслом которой стоял безбородый и девически-свежий юноша, Аркадий Иванович Нелидов, в своём генерал-адъютантском мундире, с Анненской лентой через плечо и с необыкновенно счастливым, самодовольным выражением во взоре и улыбке.
Ярко-радостные лучи посыпались из его глаз, когда он увидел сестру, подходившую к нему вместе с графом и Лизой.
Фрейлина Нелидова представила их друг другу.
Но не успел ещё разговориться молодой генерал-адъютант с пленившей его девушкой, как к ней уже подошёл личный адъютант одного из высоких германских гостей и почтительно передал, что его высочество просит оказать ему честь – протанцевать с ним следующий контрданс.
– Передайте его высочеству, что я благодарю за честь и буду ожидать его, – совсем просто проговорила Лиза.
– Ах, ma chere! – с видом лёгкой дружеской укоризны деликатно заметила ей Нелидова, обмахиваясь блестящим веером. – Надо было отвечать не иначе как приняв на себя вид почтительной благодарности и с глубоким реверансом, по этикету: ведь принц наверное смотрел на вас в эту минуту… Ведь это большая честь!.. Я бесконечно рада за вас!
– Учите, учите, Екатерина Ивановна, мою добрую дурушку, – заметил граф, ласково похлопывая слегка по руке дочку, чтобы ободрить её от невольного смущения, которое почувствовала она при словах Нелидовой:
– Граф, позвольте представить вам и графине, вашей дочери, моего доброго друга, – заговорил вдруг, со своей лукаво-добродушной улыбкой, Лев Александрович Нарышкин, подводя какого-то немощного, расслабленного субъекта, на лице которого было написано и старческое сластолюбие, и старческая жажда бодриться и молодиться во что бы то ни стало.
Харитонов с лёгкой вопросительной улыбкой окинул взглядом того и другого.
– Мой друг и достойный ментор моей молодости, граф Ксаверий Балтазарович Лопачицкий, – продолжал Нарышкин, рекомендуя расслабленного субъекта, – камергер прежнего двора и генерал-поручик российской армии.
Харитонов протянул руку.
– Смотри-ка, брат, пожалуй, и этот хрен туда же! Каков? – чуть не прыская со смеху, заметил командир Конногвардейского полка, толкая под руку одного из своих старших офицеров, окружавших его целой группой.
– Что ж, ваше превосходительство? Это означает, что мы вскорости будем пировать на его свадьбе, – шутя заметил тот.
– Куда ему! – махнул кто-то из конногвардейцев.
– Как куда, помилуйте! Он ещё не токмо сносен, но и бодр. Смотрите, смотрите, как увивается! – кивнул молодой офицер, граф Уваров.
– А вы знаете, ваше превосходительство, анекдот, который произошёл с ним некое время назад? – обратился он к полковому командиру.
– Что за анекдот? Не знаю. Расскажите, пожалуйте.
– Как же-с, – начал офицер, – покойная императрица Екатерина узнала как-то случайно, что этот чиновный, с отличными достоинствами и уже преклонных лет человек взял к себе в метрессы некую танцовщицу. Обстоятельство, так сказать, экстраординарное, и всем оно стало, к вящему скандалу, досконально известно. Но что же делает её величество? Посудите сами: велела выучить заморского попугая сему упрёку в его поступке и прислала ему ту
