выпивох, которые уже после второй рюмки стучат кулаком по столу и называют всех суками.
Никто не сомневался, что если одни люди, полюбив друг друга, объединяют все хорошее, что в них есть, то эти сложили вместе все злое, низменное.
А потом, когда она окончила учиться и нашла работу, он восстановился в институте, устроился в больницу и стал другим человеком. Таким, каким был вначале. Даже лучше. Они поменяли плохую квартиру с двумя комнатами на хорошую, изменили привычки, выражение лица – и все каким-то образом наладилось.
История отношений Никиты и Саши чужда лирике.
Мы вдвоем приехали к Никите, купили какой-то еды, открыли коньяк – было весело, все радовались жизни, а потом вдруг Саша побежала в туалет, и лишь иногда выползала из него, чтобы сделать глоток воды и немедленно броситься обратно.
Она отравилась. Но я думаю, это был знак свыше. Мы ели и пили одно и то же.
Я уехала.
Сашу вырвало на пол. На кровать. Это она потом мне рассказала.
Всю ночь работала стиральная машина.
– Ну почему, почему у тебя такая уродливая квартира? – простонала Саша, когда смогла говорить без риска что-то испачкать.
– Тебе «Скорую» не вызвать? – волновался Никита.
– Не знаю… Подождем полчаса. Если стошнит больше двух раз, тогда вызовем.
Она лежала на диване в трусах, в его старой майке, лицо у нее было бледное, с красными пятнами вокруг глаз, волосы Саша стянула резинкой от денег – но он увидел в ней что-то еще. Может, он никогда так долго, с сочувствием, не смотрел на женщин.
А может, в его кровать еще не попадали женщины до такой степени равнодушные к сексу, как тогда Саша.
Он погладил ее по ноге.
– Ой, не трогай меня, пожалуйста… – простонала Саша.
На следующий день они поехали на рынок, купили краску и неделю ровняли стены.
В двадцать лет никто из нас не задумывается, к чему приведут отношения. Мы живем сиюминутным восторгом, а не планами на будущее.
Я знаю только, что Саша безумно его любила. А Никита стал другим. Смягчился.
Саша показывала ему Альмодовара и нервничала, если он скучал.
– Ну, и что, ты всю жизнь будешь смотреть боевики? – напирала она.
Никита не знал, что ответить, и пожимал плечами. Покорно дремал под Вуди Алена. Иногда даже смеялся.
Она дала ему все, что могла: Феллини, Бергмана, Вендерса…
– Я не буду это смотреть! – кричал он, озверев от фильмов Вендерса, в которых часами нет никакого действия.
Я всю жизнь Вендерса то любила, то не выносила, его фильмы подходят духу тех времен, когда никто не спешил жить и когда сидеть на лавочке и часами смотреть вдаль было не стыдно.
– Ты должен, – настаивала она.
– Почему?! – кипел он.
– Потому, что эти фильмы несут идею, а твои пустые триллеры – просто зрелище, в котором ничего нет.
– Ну что это за идея, что?!
– Посмотри и расскажи мне.
– Бред!
– Никита, ты не обращал внимания, что говоришь только о своих автомобилях и телефонах?! С тобой с ума сойти можно! Ты что, так и хочешь всю жизнь гонять машины из Германии?
– А что, этот твой Бендер расскажет мне, как жить дальше?!
– Вендерс. Да, безусловно. Расскажет.
Никита крутил пальцем у виска, открывал новый пакет с чипсами и таращился в экран.
Как-то раз они зашли в лифт вместе с соседкой, Саша поздоровалась, а соседка отвернулась.
– Что ты к ней полезла? – возмутился Никита.
– Что значит полезла? – обиделась Саша. – Это элементарная вежливость.
– Ты лицо ее видела? За пожалуйста ее в детстве ремнем пороли!
– Да какая разница?! Что, мне опускаться на ее уровень?
– Не надо опускаться, надо правильно оценивать ситуацию!
– Это ты живешь в Бескудникове, это у тебя тут ситуация! А у нас принято здороваться с соседями!
Но в следующий раз Саша уже не обратила внимания на соседку с одутловатым лицом, не пожелала ей впустую здоровья.
Однажды мы поехали на вечеринку. Собралось неожиданно много народу – всем в ту ночь хотелось повеселиться.
Кто-то привел Аню, которую мы, девушки, тут же негласно вычеркнули из списка – это была такая пошловатая особа, вся в кудельках пережженная блондинка с пухлыми пальчиками и большой грудью…
Она была из параллельного мира, в котором читают Юлию Шилову, одеваются в маленьких магазинчиках на окраинах, где живет совсем другая мода – кофточки с перьями, стразами и золотишком. В ее мире не читают журнал «Афиша», не спорят, закончилась ли Франсуаза Саган на «Здравствуй, грусть»! – в этом мире едят, спят, смотрят каждый вечер Малахова и мечтают выйти замуж за мужчину с плазменным телевизором.
Кажется, эта Аня с кем-то росла на одной даче.
– Вы что, поссорились? – спросила Настя у Саши.
– Еще нет, – буркнула Саша. – Но это не за горами…
Никита, словно и не заметив, что Саша где-то рядом, весь вечер ухлестывал за Аней. То ли она приманила его сиськами в позолоте, то ли им овладело помрачение рассудка, но скоро это уже было не смешно – они сидели рядом, хихикали, занятые только друг другом.
– Я пойду, – сказала Саша.
– Я с тобой! – воскликнула я, хоть мне не хотелось уходить.
Мы с Настей посадили Сашу в такси.
У всех не возникло никаких сомнений в том, что у Никиты с этой Аней что-то было. Он ведь повез ее домой.
– Ты охренел? – орала я ему на следующее утро.
Никита молчал, но я будто слышала эту его присказку: принимайте меня таким, какой я есть.
Скоро он заскучал без Саши и пришел извиняться.
Черная от горя Саша твердила ему:
– Ты сделал мне больно.
Никита ей врал. Говорил, что ничего не было.
– Ну почему ты так со мной поступаешь?! – Саша не умела орать, поэтому выглядела жалко.
Никита в ответ бубнил, что ему хочется свободы, флирта, что их отношения сковывают его, он не такой, то есть с Сашей ему хорошо, но не надо накидывать ему удавку на шею…
И она его простила. Не потому, что действительно простила, а потому, что не могла без него.
– И что ты в нем нашла? – лениво интересовалась Настя, которой, по большому счету, не было до них никакого дела.
Вначале ее увлекла их история – но лишь потому, что Никита ее отверг.
– Как я могу это объяснить? – разводила руками Саша.
– Саш, ты все можешь объяснить, – уверяла ее я.
– Он – мой, – говорила она.
Вскоре в нашей компании появилась новая девушка Соня с грузинской по маме фамилией
