Томас Майкл Диш
Двойной отсчет
Поэтому вместо ругани я сказал:
- Доброе утро, милая. Что у нас за окном? Улыбаясь, она заглянула в спальню.
- Прекрасное утро. Для октября даже чересчур теплое. Но для меня - в самый раз.
Как бы там ни было, я проснулся и у меня оставалось полтора часа на все дела. Ничего страшного не произошло, все в полном порядке, кроме, быть может, моих собственных нервов. По утрам я вообще бываю немного не в себе.
Я побрился, сделав себя слегка похожим на человека. Потом вытащил из шкафа синий в узкую полоску костюм и содрал с него пластиковую упаковку химчистки. Серый костюм, в котором я ходил вчера, висел на стуле. Я вытащил из серых брюк ремень и повесил костюм в гардероб, предварительно проверив, чтобы ключи и бумажник остались в его карманах.
Вот тут-то я чуть и не вляпался. Кажется, все запланировал, но ни разу не подумал, что мне могут понадобиться деньги на такси или, например, на обед. Когда планируешь свои действия в двойном времени, все невероятно перепутывается. Хорош бы я был, оказавшись на улице без гроша в кармане. Неудивительно, что я вернусь домой взять деньги. Это самый подходящий зачин для идеального преступления. Но я, должно быть, выражаюсь не вполне ясно. Подождите, потом поймете.
Я вынул несколько купюр из кармана брюк, висевших в шкафу, и пошел на кухню.
Одна из картин Эрика весь прошлый год висела прямо в нашей гостиной. Обнаженная натура. Ловко придумано. Это все равно как нож оставить в ране, чтобы она не заживала. Такой подарочек он сделал мне к годовщине свадьбы. Эрик у нас вообще большой шутник. Только я уже прошел ту стадию, когда эта рана болела. Давным-давно прошел.
В то самое время, когда я сидел за столом, слушая трескотню Карен, некий Ирвинг Веннер не торопясь шел по городу, постепенно приближаясь к нашей квартире.
Ирвинг Веннер - это я. А Карен в самом скором времени падет жертвой убийства. Я налил себе вторую чашку кофе и поглядел на Карен.
Красивая, ничего не скажешь. Длинные белокурые волосы рассыпаны по открытым плечам. Голубые глаза, чистая кожа, гибкое тело. Подбородок, правда, мелковат и передние зубы чуть длинноваты, но даже эти дефекты Карен умудряется выставить как достоинства. Она давным-давно научилась держать рот закрытым, а легкое напряжение, которое требовалось для этого, придавало ей такой вид, словно она о чем-то задумалась и вот-вот улыбнется.
Она вообще, кажется, умудряется получать удовольствие от самых скучных и никчемных занятий - от завтрака, от прогулки, от разговора с Эриком. Ее лицо при этом оживляется, глаза блестят. Ее пальцы вечно совершают какие-то мелкие суетливые движения - когда откидывают волосы со лба, когда берут стакан, когда на мгновение задерживаются на колене. И всегда у нее на губах тень мимолетной улыбки, словно она просто не может не поиздеваться надо мной.
Эта улыбочка изводила меня и бесила. В конце концов я решил, что с меня издевательств хватит. И как только я понял, что убью Карен, все мои страдания разом куда-то испарились. Я даже мог восхищаться ее красотой, и мысль о ее предательстве не мешала мне любоваться ею, пока я сидел напротив нее, ожидая, когда же наступит время уходить на работу.
Мы живем на втором этаже, и я, не ожидая лифта, хожу по лестнице. На первом этаже в полуосвещенной нише за лестницей маячила какая-то фигура. Человек кивнул мне. Сдерживая возбуждение, я прошел мимо. Тот человек в углу - это я. Все идет как надо. Можно считать, что Карен уже убита, вот что означал этот кивок. Ведь он знает, что Карен уже убита.
Открывая дверь на улицу, я успел услышать, как по лестнице звучат шаги. Хотя я привык к парадоксам путешествий по времени, как может привыкнуть к ним только полицейский следователь, все равно мне казалось, что это сон. Вот стою я, Ирвинг Веннер, и слушаю, как Ирвинг Веннер поднимается по лестнице.
Однажды со мной уже было нечто подобное, но тогда это произошло случайно. Мне надо было расследовать вооруженное ограбление. Меня перенесли в утро того дня, когда преступление было совершено, и я пошел на тот угол, где оно произойдет. Это было неподалеку от моего дома, и я увидел себя самого, спешащего к метро, чтобы успеть на работу. Тогда у меня и появилась эта мысль, вернее - зародыш мысли. Но я не дал ему погибнуть, а развил как следует. Меня осенило, что я один из немногих людей, которые могут совершить преступление и не быть пойманными.
Согласно Полицейскому Уставу даже это маленькое происшествие возле метро квалифицировалось как преступная небрежность. Если бы я доложил о нем, меня бы серьезно наказали. И, надо сказать, не без причины. В конце двадцатого века, когда у полиции появились Машины, кое у кого из оперативников возникла остроумная мысль познакомиться с самим собою. Такое немедленно приходит в голову, как только познакомишься с путешествиями во времени. Невозможно перечислить все третьесортные комедии и телевизионные фарсы, построенные на таком приеме. Мысль естественная, но, как оказалось, крайне нездоровая. Остроумные оперативники вскоре горько пожалели о своих шутках.
Психологи говорят, что это похоже не на встречу с самим собой, только капельку постаревшим (предел действия Машины - восемнадцать часов), а, скорее, на свидание с не очень близким и давно позабытым родственником, по сути - с чужим человеком. Но при этом возникает побочный эффект, состоящий в том, что ты переносишься по времени назад, совершаешь какие-то действия на глазах у себя самого, так что твоя предыдущая ипостась вынуждена будет повторить все эти действия, хочет она того или нет. Ты помнишь все, что когда-то происходило, но не можешь ничего изменить ни на йоту. Предопределение в больших дозах непереносимо для рода людского. Возникает нечто вроде ложной памяти (психологи называют его французским термином deja vu, что означает - «прежде виденное»), но это прежде виденное имеет масштабы прежде невиданные. Большинство смелых экспериментаторов уже через несколько дней впадало в кататонию и больше из нее не выходило.
Лично меня кататония не привлекала, и я не собирался совершать подобных ошибок. Разумеется, через некоторое время я увижу сам себя, но из личного опыта я уже знал, что мимолетный взгляд не может причинить особого вреда. Кивок, конечно, гораздо опаснее, но я чувствовал, что такое количество предопределения я как-нибудь сумею переварить.
Утро, как верно заметила Карен, было прекрасное. Один из этаких, знаете ли, ясных, прямо хрустящих октябрьских дней, которые ощущаются даже в городе. На западе, за рекой, горизонт окаймляли клочья дымки. Стайка воробьев вспорхнула с водосточного желоба и уселась на фронтоне старомодного здания полицейского участка как раз в ту минуту, когда я поднимался по ступенькам. Суеверный преступник мог
