казалось, протрезвела.
– Не думала, что вы на такое решитесь, – сказала она Матье.
– Видите, не все потеряно.
– Теперь мне больно.
– Мне тоже.
Он был счастлив. Он прочел надписи «Для дам» и «Для месье» золотыми буквами на двух дверях, покрытых жирной серой эмалевой краской, он посмотрел на пол в белых плитках, вдохнул анисовый запах дезинфекции, и сердце его наполнилось радостью.
– Должно быть, не так уж неприятно быть служительницей в туалетной комнате, – с чувством сказал он.
– Конечно! – расцвела Ивиш.
Она смотрела на него с диковатой нежностью; немного поколебавшись, она вдруг приложила ладонь своей левой руки к раненой ладони Матье. Раздался мягкий хлопок.
– Это смешение крови, – пояснила она. Матье молча сжал ее руку и почувствовал резкую боль, ему показалось, что на его ладони раскрылся зев.
– Вы мне делаете больно, – сказала Ивиш.
– Знаю.
Женщина вылезла из шкафа, немного побагровевшая. Она открыла ящичек из белой жести.
– Здесь все, что нужно, – сказала она.
Матье увидел бутылочку с йодом, иголки, ножницы, бинты.
– Вы хорошо оснащены, – сказал Матье.
Она важно кивнула.
– Бывают дни, когда не до шуток. Позавчера какая-то женщина швырнула бокал в голову одному из наших постоянных клиентов. У него текла кровь, у этого месье, я испугалась за его глаза: я вынула у него из брови большой осколок стекла.
– Черт! – вскрикнул Матье.
Женщина суетилась вокруг Ивиш.
– Потерпите, милочка, будет немного жечь, это настойка йода. Вот и все.
– Вы... вы меня не сочтете нескромной? – вполголоса спросила Ивиш.
– Да нет, говорите.
– Я хотела бы знать, о чем вы думали, когда я танцевала с Лолой?
– Вот сейчас?
– Да, когда Борис пригласил блондинку. Вы остались один.
– Наверно, о себе, – сказал Матье.
– Я смотрела на вас, вы были... почти красивы. Если бы вы могли навсегда сохранить такое лицо!
– Но нельзя же все время думать о себе.
Ивиш засмеялась.
– А я, по-моему, всегда думаю о себе.
– Дайте вашу руку, месье, – сказала служительница. – Потерпите, будет жечь. Вот так! Ничего страшного.
Матье почувствовал сильное жжение, но не обратил на это внимания, он смотрел на Ивиш, которая неловко причесывалась перед зеркалом, поддерживая локоны забинтованной рукой. В конце концов она отбросила волосы назад, и ее широкое лицо заголилось. Матье почувствовал, что набухает от внезапного и безнадежного желания.
– Вы прекрасны, – сказал он.
– Нет, – смеясь, сказала Ивиш, – наоборот, я ужасно некрасива. Это мое тайное лицо.
– Но оно мне еще больше нравится, – признался Матье.
– Хорошо, завтра я причешусь именно так, – сказала Ивиш.
Матье не нашелся, что ответить. Он склонил голову и замолчал.
– Готово, – сказала служительница.
Матье заметил у нее светлые усики.
– Большое спасибо, мадам, вы умелы, как сестра милосердия.
Женщина покраснела от удовольствия.
– Что вы! – сказала она. – Это естественно. В нашем ремесле нужна сноровка.
Матье положил десять франков на блюдце, и они вышли, с удовлетворением посматривая на свои окоченевшие забинтованные руки.
– У меня рука как деревянная, – сказала Ивиш.
Танцзал был почти пуст. Лола стояла посреди площадки и собиралась петь. Борис сидел за столиком, он ждал их. Дама в черном и ее муж исчезли. На их столике стояли два полупустых бокала, рядом лежала дюжина сигарет в открытой пачке.
– Это бегство, – заметил Матье.
– Да, – сказала Ивиш, – я одержала над ней победу.
Борис весело посмотрел на них.
– Вы организовали между собой резню?
– Это все твой чертов нож, – недовольно проворчала Ивиш.
– На вид он должен хорошо резать, – сказал, с интересом глядя на их руки, Борис.
– А как там с Лолой?
Борис помрачнел.
– Все плохо. Я сморозил глупость.
– Какую?
– Я сказал, что Пикар пришел ко мне и что я его принял в своей комнате. Кажется, в первый раз я сказал что-то другое, но хоть убей не помню что.
– Вы сказали, что встретили его на бульваре Сен-Мишель.
– Черт! – вскрикнул Борис.
– Она злится?
– Не то слово! Как разъяренный вепрь. Вы только посмотрите на нее.
Матье взглянул на Лолу. У нее было озлобленное и скорбное лицо.
– Простите меня, – сказал Матье.
– Вам незачем извиняться: это моя вина. Знаете, все уладится, я привык. Все в конце концов улаживается.
Они замолчали. Ивиш нежно разглядывала свою забинтованную руку. Сон, свежесть, серая заря неосязаемо проскользнули в зал, в танцзале запахло ранним утром. «Бриллиант, – подумал Матье, – она сказала: маленький бриллиант». Он был счастлив, он больше не думал о себе, ему казалось, что он сидит снаружи, на скамейке: снаружи, вне танцзала, вне своей жизни. Он улыбнулся: «Она еще кое-что сказала. Она сказала: я никогда не умру...»
Лола начала петь.
XII
«В десять часов в кафе «Дом'«. Матье проснулся. Этот маленький холмик из белого бинта на кровати был его левой рукой. Она побаливала, но в остальном он чувствовал себя бодро. «В десять часов в кафе «Дом'«. Она сказала: «Я приду раньше вас, я ночью глаз не сомкну». Было девять, он спрыгнул с кровати. «Она изменит прическу», – подумал Матье.
Он толкнул ставни: улица была пустынной, небо низким и серым, было не так тепло, как накануне, настоящее утро. Он открыл кран умывальника и подставил голову под воду: я тоже из утра. Собственная жизнь упала к его ногам тяжелыми складками, она его еще окружала, она сковывала его щиколотки, но он
