Дьявол и господь бог

в нем настоящие жители, а ты настоящий предатель.

Генрих. Предателем становишься, когда предаешь. Зря стараешься, я не предам.

Гёц. Предашь, раз ты предатель. Послушай, поп, ведь ты уже предатель. Две стороны дерутся, а ты хочешь в одно и то же время быть и за тех и за других. Значит, ведешь двойную игру. Значит, говоришь на двух языках. Страданья бедняков ты по-латыни называешь испытанием, а по-немецки — неравенством. Что изменится для тебя, если ты впустишь меня в город? Станешь предателем? Но ты уже предатель, только и всего. Предатель, который совершает предательство, — это предатель, который приемлет себя.

Генрих. Откуда ты все это знаешь, если не я внушил тебе эти слова.

Гёц. Я тоже предатель. (Пауза.) Я уже прошел тот путь, который предстоит пройти тебе. Ты только взгляни на меня, разве у меня не цветущий вид?

Генрих. Вид у тебя цветущий, потому что ты следуешь своей натуре. Все незаконнорожденные — предатели, уж это известно, а я не из ублюдков.

Гёц (хочет ударить его, но сдерживается). Помни: кто назвал меня ублюдком, больше не раскрывает рта.

Генрих. Ублюдок!

Гёц. Поп! Поп, ну образумься! Не то я отрублю тебе уши. Впрочем, это не поможет — язык-то у тебя останется! (Внезапно обнимает его.) Люблю тебя, мой брат. Мы оба появились на свет вне закона. Чтобы породить тебя, попам пришлось переспать с Нищетой. Зловещий акт. (Пауза.) Конечно, ублюдки предают. Что они, по-твоему, еще могут делать? Я с самого рождения раздвоился: мать отдалась босяку; я как бы из двух половинок, которые никогда не склеишь, одна другой противна. А разве ты лучше меня? Полупоп, полубедняк — из этого еще ни разу не получался цельный человек. Нас нет, и у нас ничего нет. Законнорожденные дети даром радуются жизни на земле. Но это ни тебе, ни мне не дано. С детства я гляжу на мир сквозь замочную скважину. В мире у каждого свое место. Но для нас места нет, мы изгои. Откажись от мира, который не хочет тебя знать. Твори Зло! Увидишь, как тебе станет легко.

Входит офицер.

Чего ты хочешь?

Офицер. Прибыл посланец архиепископа.

Гёц. Пусть войдет.

Офицер. Он принес вести. Противник оставил семь тысяч убитыми. Это отступление.

Гёц. А мой брат?

Офицер хочет что-то сказать ему на ухо.

Не подходи ко мне и говори громко.

Офицер. Конрад убит.

С этой минуты Генрих начинает пристально вглядываться в Гёца.

Гёц. Вот как. Нашли ли его тело?

Офицер. Да.

Гёц. В каком виде, отвечай!

Офицер. Оно обезображено.

Гёц. Удар шпаги?

Офицер. Волки.

Гёц. Какие волки? Здесь есть волки?

Офицер. Арнгеймский лес...

Гёц. Хорошо. Дайте мне закончить одно дело, и мы направим против них целую армию: я истреблю всех волков Арнгейма. Ступай!

Офицер уходит. Пауза.

Умер без причастия. Волки обгрызли его лицо. Но видишь, я улыбаюсь.

Генрих (мягко). Зачем ты его предал?

Гёц. Люблю завершенность... Поп, я сам стал тем, чем стал. Не моя заслуга, что я не знал отца, но званием братоубийцы я обязан лишь самому себе. (Пауза.) Теперь он мой, только мой.

Генрих. Кто? Что?

Гёц. Дом Гейденштамов. Им теперь конец. Весь род теперь сведен ко мне, от Альбериха — основателя, до Конрада — последнего наследника. Взгляни-ка на меня. Я — фамильный склеп. Отчего ты смеешься?

Генрих. Я думал, этой ночью увижу дьявола. Теперь, пожалуй, мы вдвоем его увидим.

Гёц. Плевать мне на дьявола. Он только берет чужие души, но не он обрекает их на проклятье. Я хочу вести дело только с господом. Ведь от него пошли и чудовища и святые. Бог видит меня, знает, что я убил своего брата, и сердце его кровоточит. Да, господи, все верно, — я его убил. А что ты можешь против меня? Я совершил страшнейшее из преступлений, а бог справедливости меня не может покарать: уже больше пятнадцати лет, как он меня проклял. Что ж, хватит на сегодня: сегодня праздник. Я буду пить.

Генрих (приближаясь к нему). Держи! (Достает из кармам ключ и протягивает его Гёцу.)

Гёц. Что это?

Генрих. Ключ.

Гёц. Какой ключ?

Генрих. Ключ от Вормса.

Гёц. Я же сказал, что хватит на сегодня. Черт побери! Ведь он мой брат. Не каждый день хоронишь брата, я могу себе позволить отпуск до завтра.

Генрих (приближается к нему). Трус!

Гёц (останавливаясь). Взяв ключ, я все сожгу.

Генрих. В самой глубине ложбины большая белая скала. У подножия прикрытая кустарником дыра. Войдешь в подземный ход и обнаружишь дверь — откроешь ее этим ключом.

Гёц. Как тебя полюбят твои бедняки! Как они тебя благословят!

Генрих. Мне теперь все равно, теперь я погиб... Но тебе, ублюдок, я доверяю своих бедняков. Выбирай!

Гёц. Ты сказал, что стоит лишь взглянуть на мою рожу...

Гeнрих. Я ее плохо разглядел.

Гёц. А что ты видишь теперь?

Генрих. Вижу, что ты противен самому себе.

Гёц. Это верно. Но только ты не слишком обольщайся. Я уже пятнадцать лет себе противен. Разве ты не понял, что Зло — единственное, ради чего я живу? Дай мне этот ключ! (Берет ключ.) Что ж, поп, ты врал себе до самого конца. Решил, будто тебе удастся скрыть от себя собственное предательство, и под конец ты все же предал: ты выдал Конрада.

Генрих. Конрада?

Гёц. Не беспокойся. Ты так походишь на меня, что я тебя принял за самого себя. (Уходит.)