Дьявол и господь бог

тысячах акров земли. Я хочу построить Город Солнца в своих владениях, ты же хочешь, чтобы я превратил их в убежище для убийц.

Насти. Гёц, Добру нужно служить, как солдат. Какой же солдат выигрывает войну один? Сначала стань скромнее.

Гёц. Скромным не стану. Униженным — пускай, но скромным — нет. Скромность — добродетель слабых. Зачем я буду помогать тебе готовить войну? Бог запретил проливать кровь, а ты хочешь залить кровью всю Германию. Я не стану твоим сообщником.

Насти. Ты не станешь проливать кровь? Что ж, раздай свои земли, отдай свой замок и увидишь, как захлебнется в крови германская земля.

Гёц. Нет, не захлебнется. Добро не может породить Зло.

Насти. Добро не порождает Зла, пусть так, но раз твое безумное великодушие приведет к побоищу, значит, в нем нет Добра.

Гёц. По-твоему, Добро в том, чтобы увековечить страдания бедняков?

Насти. Мне надобно семь лет...

Гёц. А те, кто умрет за эти годы, кто, прожив всю жизнь в ненависти и страхе, умрет в отчаянии?

Насти. Об их душах позаботится господь.

Гёц. Семь лет! А через семь лет наступят семь лет войны, а потом семь лет покаяния, придется восстанавливать разрушенное, и кто знает, что наступит затем. Быть может, новая война, новое покаяние и новые пророки снова потребуют семи лет терпения. Неужели ты заставишь терпеть до самого страшного суда, ты, шарлатан? Я же говорю, что делать Добро можно повседневно, повсечасно, даже сию минуту. Я стану тем, кто сотворит Добро тотчас же. Генрих говорил: «Достаточно одному человеку возненавидеть другого, чтобы ненависть охватила все человечество». Истинно говорю тебе: если один человек безраздельно полюбит всех людей, эта любовь, переходя от человека к человеку, распространится на все человечество.

Насти. И ты будешь этим человеком?

Гёц. Да, стану им с помощью господа. Я знаю, что Добро труднее Зла. Злом был только я, а Добро — это все и вся. Но мне не страшно. Землю нужно согреть, и я ее согрею. Господь повелел мне сиять, и я буду сиять, кровью сердца источать сияние. Я — пылающий уголь, а дыхание господа раздувает пламя. Я сгораю заживо, я болен Добром и хочу, чтобы эта болезнь стала заразной. Буду свидетелем, мучеником, искусителем!

Насти. Самозванец!

Гёц. Тебе не смутить меня. Вижу, знаю, занимается заря; я стану пророком.

Насти. Только лжепророк, приспешник дьявола скажет: совершу то, что считаю Добром, даже если принесу погибель миру.

Гёц. Только лжепророк и приспешник дьявола скажет: пусть мир вначале погибнет, а потом я увижу, возможно ли Добро.

Насти. Гёц, если ты встанешь на моем пути, я убью тебя!

Гёц. Неужели ты смог бы убить меня, Насти?

Насти. Да, если ты станешь мне мешать.

Гёц. А я не мог бы. Мой удел — любовь. Я отдам им свои земли.

КАРТИНА ПЯТАЯ.

Перед входом в деревенскую церковь. У входа стоят два стула. На одном из них — барабан, на другом — флейта.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гёц, Насти, потом крестьяне.

Гёц (входит и зовет). Эй! Эй! Ни души на тридцать миль Вокруг: они уползли в нору. Моя доброта обрушилась на них, как бедствие. Глупцы! (Резко оборачивается к Насти.) Зачем ты следуешь за мной?

Насти. Чтобы быть при твоем провале.

Гёц. Провала не будет. Сегодня я закладываю первый камень моего города. А они, должно быть, забрались в погреба. Терпение! Если удастся вытащить оттуда хоть десяток, ты увидишь, как сумею их убедить.

Слышны крики и звуки флейты.

Что это?

Появляется процессия полупьяных крестьян. Они несут на носилках гипсовую статую святой.

Ишь, какие вы веселые! Решили отпраздновать милостивый

дар своего бывшего сеньора?

Крестьянин. Нет, добрый монах. Храни нас бог!

Гёц. Я не монах. (Сбрасывает капюшон.)

Крестьянин. Гёц!

Крестьянин отступает в испуге. Кто-то крестится.

Гёц. Да, я Гёц! Пугало Гёц! Аттила Гёц, который роздал свои земли из христианского милосердия. Неужто я кажусь таким страшным? Подойдите ближе, я хочу говорить с вами. (Пауза.) Ну что же? Чего вы ждете? Подходите!

Упорное молчание крестьян. В голосе Гёца появляются повелительные нотки.

Кто здесь главный?

Старик (неохотно). Я.

Гёц. Подойди!

Старик отделяется от толпы и подходит к Гёцу. Крестьяне молча глядят на него.

Объясни мне. Я видел мешки с зерном в господских амбарах. Значит, вы меня не поняли. Больше не будет оброка с десятины, больше не будет повинностей.

Старик. Мы еще немного погодим Пока оставим все как есть.

Гёц. Зачем?

Старик. Чтобы поглядеть, что будет дальше.

Гёц. Отлично! Зерно сгниет. (Пауза.) А какие идут толки о новых порядках?

Старик. Мы об этом не толкуем, господин.

Гёц. Я больше не твой господин. Зови меня братом. Понимаешь?

Старик. Да, господин.

Гёц. Твой брат я, слышишь?

Старик. Нет. Вот уж нет!

Гёц. Я тебе прика... я прошу тебя.