Дьявол и господь бог

Тетцель. А чем вы заполняете свой день?

Прокаженный. Рассказываем друг другу истории о прокаженных.

Тетцель. Зачем пришел в деревню?

Прокаженный. Поглядеть, нельзя ли и мне подцепить индульгенцию.

Тетцель. В добрый час!

Прокаженный. А они и вправду продаются?

Тeтцeль. За два гроша.

Прокаженный. У меня ни гроша.

Тетцель (торжествует, обращаясь к крестьянам). Смотрите! (Прокаженному.) Вот прекрасная, совсем новехонькая индульгенция. Что тебе больше по душе? Получить индульгенцию или поцелуй?

Прокаженный. Черт возьми...

Тетцель. Я поступлю, как ты захочешь. Выбирай!

Прокаженный. Черт возьми, лучше дай ее мне!

Тeтцeль. Вот она, получай ее даром, во имя господа. Это тебе подарок от святой матери церкви. Держи!

Прокаженный. Да здравствует церковь!

Тетцель кидает ему индульгенцию. Прокаженный хватает ее на лету.

Тетцель. А теперь убирайся!

Прокаженный уходит. Звуки колокольчика и трещотки.

Тетцель. Что? Чья любовь сильней?

Все. Твоя! Твоя! Ура Тетцелю!

Тетцель. Ну, братья мои. Чья очередь? За сестру, умершую в дальних краях.

Флейта.

За теток, которые тебя воспитали! За отца и мать! За старшего сына! Платите! Платите! Платите!

Гёц. Собаки! (Ударяет кулаком по столу с такой силой, что барабан скатывается по ступенькам.) Христос изгнал торгующих из храма... (Останавливается, глядит на молчаливых и враждебных крестьян, опускает капюшон на лицо, стоя перед церковной стеной, со стоном.) О! О! О! Позор мне! Не умею с ними говорить. Господи, укажи мне путь к их сердцам!

Крестьяне глядят на него. Тетцель ухмыляется. Крестьяне глядят на Тетцеля. Тетцель подмигивает одним глазом, прикладывает палец к губам, повелевая молчать, и кивком указывает им на вход в церковь. Сам он входит в церковь на цыпочках.

Крестьяне входят в церковь, вносят туда статую святой на носилках; все исчезают. Минута молчания, затем на пороге церкви появляется Генрих в светской одежде.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Генрих, Гёц, Насти.

Генрих (спускается к Гёцу, не замечая Насти). Ты душу принимаешь за овощи.

Гёц. Кто это говорит?

Генрих. Огородник может решать, что хорошо для моркови, но никто не может решать за другого, что есть благо.

Гёц. Кто это говорит? Генрих?

Генрих. Да.

Гёц (поднимается и откидывает капюшон). Я был уверен, что вновь увижу тебя после первого же своего ложного шага. (Пауза.) Зачем ты здесь? Ищешь пищу для ненависти?

Генрих. «Сеющий добро пожнет его». Ты это говорил, не так ли?

Гёц. Сказал и вновь повторяю. (Пауза.)

Генрих. Я пришел, чтоб собрать твой урожай.

Гёц. Слишком рано. (Пауза.)

Генрих. Вот твоя первая жатва — умирает Катерина.

Гёц. Умирает? Упокой, господи, душу ее. Чего же ты хочешь от меня?

Генрих смеется.

Не смейся. Ты отлично видишь, что не умеешь смеяться.

Генрих (как бы извиняясь). Он строит мне рожи.

Гёц (живо оборачиваясь к Генриху). Кто? (Понимает.) Значит, вы уже больше не расстаетесь?

Гeнрих. Ни на минуту.

Гёц. Хорошая компания.

Генрих (проводит рукой по лицу). Он бывает надоедлив.

Гёц (подходит к Генриху). Генрих... Если я причинил тебе зло, прости меня.

Генрих. Простить тебя? И ты повсюду станешь хвастать, что превратил ненависть в любовь, как Христос превратил воду в вино?

Гёц. Твоя ненависть принадлежит мне. Я освобожу тебя от нее и от дьявола.

Генрих (изменившимся голосом, словно кто-то другой говорит его устами). Во имя отца, сына и святого духа. Отец — это я, дьявол — сын мой, ненависть — святой дух. Тебе легче разбить небесную троицу, чем разорвать нашу тройственную связь.

Гёц. Тогда прощай! Отправляйся в Вормс читать свои проповеди. Давай встретимся через девять месяцев.

Генрих. Я больше никогда не вернусь в Вормс, я больше никогда не буду читать проповеди. Теперь, шут, я уже не принадлежу церкви. Меня лишили права служить мессу и отпускать грехи.

Гёц. В чем тебя обвиняют?

Генрих. Что я за деньги выдал город.

Гёц. Грязная ложь!

Генрих. Эту ложь распространил я сам. Я поднялся на амвон и признался во всем перед всеми, рассказал о своем корыстолюбии, о своей зависти, о непослушании и плотских желаниях.

Гёц. Ты лгал.

Генрих. Ну и что ж? Весь Вормс говорил, что церковь из ненависти к беднякам повелела мне выдать их врагу на растерзание. Надо было дать возможность церкви свалить все на меня.

Гёц. Раз так — ты искупил свою вину.

Генрих. Ты отлично знаешь — искупить ничего нельзя.

Гёц. Это верно. Ничего ничем не сотрешь. (Пауза. Внезапно подходит к Генриху.) Что с Катериной?

Генрих. Порча в крови, тело в язвах. Вот уже три недели, как она не спит и не