Однако О’Нил, судя по всему, перестал вообще что-либо соображать. Вид у него сделался, прямо скажем, прежалкий. Так что продолжал я, в общем-то, исключительно для Соломона:
— Я знаю, что в этой пьеске мне отведена роль простушки-горничной, и мне не по чину вылезать со своим мнением. И тем не менее у меня есть своя теория, и сводится она к следующему. Вульф прекрасно знает, что на планете найдется не одна группа людей, которые будут только рады, если его жизнь неожиданно прервется. И делает то, что сделал бы на его месте любой из нас: заводит собаку, нанимает телохранителя и никому не говорит, куда едет. Но… — Я видел, что О’Нил встряхнулся и пытается сконцентрироваться. — Но он также знает, что этого недостаточно. Люди, желающие его смерти, — специалисты своего дела, настоящие профи, так что рано или поздно они все равно отравят собаку и подкупят телохранителя. Таким образом, он встает перед выбором.
О’Нил таращился на меня во все глаза. Он вдруг сообразил, что стоит с открытым ртом, и резко захлопнул его, громко клацнув зубами.
— Да?
— Либо он объявляет им войну — вариант, насколько мы можем догадываться, не очень-то разумный. Либо наносит отвлекающий удар.
Соломон кусал губы. И кстати, правильно делал, поскольку все это звучало просто чудовищно. Но в любом случае ничего лучшего предложить они все равно не могли.
— Вульф находит человека, который, как ему доподлинно известно, никогда не согласится на убийство, и предлагает ему заказ. После чего поворачивает дело так, чтобы прошел слух, будто его заказали, в надежде, что реальные враги на какое-то время угомонятся, полагая, что работу выполнят и без них, — и риску никакого, и денежки целы.
Соломон вернулся к своему дежурству у окна. О’Нил насупился.
— Вы и в самом деле в это верите? То есть вы действительно считаете, что такое возможно?
Я видел, что он отчаянно пытается ухватиться за что угодно, за любую виртуальную ручку, — пусть даже она и оторвется при первом же смыве.
— Да, я считаю, что такое возможно. Нет, я в это не верю. Но в данный момент я лежу в больнице с огнестрельным ранением, и это пока все, на что я способен.
О’Нил принялся расхаживать взад и вперед, то и дело приглаживая остатки волос. Жара, похоже, добралась и до него, но у О’Нила просто не было времени сбросить пальто.
— Хорошо, допустим, — сказал он. — Кто-то действительно мог желать смерти Вульфа. Я не собираюсь делать вид, будто правительство ее величества станет лить безутешные слезы, если завтра его, скажем, собьет автобус. Согласен, врагов у него может быть предостаточно и обычные меры предосторожности тут не годятся. Пока все сходится. Да, он не может объявить им войну… — О’Нилу, похоже, очень понравилась эта фраза, — и он решает запустить «утку», якобы заказав самого себя. Однако номер не проходит. — О’Нил вдруг прекратил расхаживать по палате и взглянул на меня: — Кстати, а с чего ему быть уверенным, что заказ — фальшивка? Откуда он мог знать, что вы не доведете дело до конца?
Я посмотрел на Соломона. Он знал, что я смотрю на него, но не повернулся.
— Ко мне уже обращались, — сказал я. — Предлагали кучу денег. Я ответил «нет». Возможно, он знал об этом.
Тут О’Нил вдруг вспомнил, насколько он меня не любит.
— А вы всегда отвечали «нет»? (Я впился взглядом в О’Нила, настолько дерзким, насколько у меня хватило сил.) Кто его знает, а вдруг вы изменились? Вдруг вам срочно понадобились деньги? Нелепо так рисковать с его стороны.
Я пожал плечами, подмышка тут же заныла.
— У него был телохранитель, и к тому же он знал, с какой стороны ждать опасности. Райнер провисел у меня на хвосте несколько дней, прежде чем я оказался в их доме.
— Да, но ведь вы все-таки оказались там, Лэнг. Вы и в самом деле…
— Я пришел туда предупредить его. Чисто по-соседски.
— Ну хорошо. Допустим. — О’Нил снова принялся вышагивать туда-сюда. — И каким же образом он «устроил дело» так, чтобы прошел слух о заказе на его убийство? Исписал этой новостью стены городских сортиров, дал объявление в «Стандард»?
— Ну вы же об этом как-то узнали.
Силы оставили меня, ужасно хотелось спать, и я бы даже не отказался от тарелочки чего-нибудь очень бурого и ужасно вонючего.
— Мы не его враги, мистер Лэнг, — ответил О’Нил. — Во всяком случае, не в том смысле, какой вы подразумеваете.
— Тогда как вы узнали, что я, как вы выразились, за ним охочусь?
О’Нил прекратил свою беготню. Он явно боялся, что и так уже выдал мне чересчур большие объемы информации. Он сердито зыркнул на Соломона, словно обвиняя в том, что тот оказался недостаточно хорош в роли дуэньи. Соломон хранил невозмутимое спокойствие.
— Почему бы вам не рассказать ему, а, мистер О’Нил? Он и так уже получил пулю в грудь, причем не по своей вине. Вдруг рана затянется быстрее, если он узнает, почему это произошло?
Какое-то мгновение О’Нил переваривал это предложение, затем повернулся ко мне.
— Хорошо, — буркнул он. — Мы получили информацию о вашей встрече с Маккласки, или Вульфом… (Я буквально видел, как он наступает на горло собственной песне.) Мы получили эту информацию от американцев.
В этот момент открылась дверь и вошла медсестра. Вполне возможно, это она похлопывала меня по руке, когда я проснулся в первый раз, но побожиться не могу. Посмотрев сквозь Соломона и О’Нила, она подошла к кровати, чтобы поправить подушки, взбить, разгладить — в общем, сделать гораздо менее удобными, чем раньше.
Я поднял глаза на О’Нила.
— Вы имеете в виду ЦРУ?
Соломон улыбнулся, а О’Нил едва не наделал в штаны.
Медсестра и бровью не повела.
6
В госпитале я проторчал ровно семь кормежек — даже не могу сказать, сколько это по времени. Я смотрел телик, глотал таблетки, пытался дорешать наполовину решенные кроссворды из старых женских журналов. И терзал себя бесчисленными вопросами.
Для начала: чем я занимался? Зачем лез под пули, которыми стреляли неведомые мне люди по неведомым мне соображениям? Какая мне от этого польза? Какая от этого польза Вульфу? И какая от этого польза О’Нилу с Соломоном? И почему кроссворды заполнены лишь наполовину? Пациенты выписывались? Или умирали, не успев закончить начатое? Или они ложились в больницу специально, чтобы удалить половину мозга? Можно ли тогда расценивать наполовину решенный кроссворд как доказательство искусности хирурга? Кто все-таки содрал с журналов обложки и почему? И можно ли считать ответом на пункт «не женщина» (7 по вертикали) слово «мужчина»?
Но прежде всего, почему фотография Сары Вульф будто намертво прилепилась изнутри к дверце моего мозга, так что каждый раз, если мне хотелось подумать — будь то во время вечерней телепередачи, за сигареткой в больничной уборной или почесывая большой палец ноги, — повсюду тут же возникала она, улыбающаяся и одновременно угрюмая? Нет-нет, повторяю в сто первый раз: в эту женщину я
Удовлетворить мое любопытство, хотя бы отчасти, мог один мой старинный приятель — Райнер. А
