ноги.
— А может, и это еще не все? Может, у вас там целая дивизия Давидов Соломонов? А? — Он сделал паузу. — Я звонил О’Нилу. Давид Соломон в настоящий момент находится в самолете, следующем в Прагу, и никаких других Давидов Соломонов, судя по словам О’Нила, у него нет. Та к что, похоже, все вы, Давиды Соломоны, просто делите между собой одну зарплату.
Он дошел до двери и открыл ее со словами:
— Майк, группу «Е» сюда. Срочно. — Барнс повернулся ко мне и, скрестив руки на груди, оперся спиной о косяк. — У вас примерно сорок секунд.
— Ладно. Мое имя не Давид Соломон.
Группа «Е» состояла из двух Карлов: по одному с каждого боку от моего стула. Майк занял позицию у двери, а Барнс вернулся за свой стол. Я же изо всех сил изображал удрученного неудачника.
— Меня зовут Гласс. Теренс Гласс. — Я постарался, чтобы имя прозвучало как можно прозаичнее. Настолько прозаично, чтобы никому и в голову не могло прийти, что такое можно выдумать. — У меня своя картинная галерея на Корк-стрит. — Я залез в верхний карман и вытащил карточку — ту, что вручила мне хорошо воспитанная блондинка. И протянул ее Барнсу: — Вот. Последняя. В общем, Сара работает на меня. То есть работала. — Тяжко вздохнув, я сполз чуть ниже. Человек, поставивший на кон и в момент потерявший все свое состояние. — Последние несколько недель она вела себя… Даже не знаю, как бы это лучше сказать. Она выглядела какой-то озабоченной. Даже испуганной. Говорила какие-то странные вещи. А потом в один прекрасный день просто не вышла на работу. Исчезла. Где я только не искал. Бесполезно. Пытался звонить ее отцу, несколько раз, но, похоже, он тоже исчез. Тогда я решил залезть к ней в стол и среди всякого разного хлама нашел одну папку.
При упоминании о папке Барнс едва заметно напрягся, и я поспешил развить успех:
— «Аспирантура». Так было написано на обложке. Сначала я подумал, что это что-нибудь из истории искусств, но ошибся. Честно говоря, я вообще не понял, о чем там. Что-то про бизнес. То ли промышленный, то ли еще какой. Там были и ее собственные пометки. Про человека по имени Соломон. И ваше имя тоже. Американское посольство. Я… Можно начистоту?
Барнс молча смотрел на меня. На его лице не отражалось ничего, кроме шрамов и морщин.
— Только не говорите ей. То есть я хочу сказать, она об этом еще не знает, но… я до смерти влюблен в нее. Уже несколько месяцев. В общем-то, именно поэтому я и взял ее к себе на работу. Ведь я вполне могу обходиться в галерее в одиночку, но мне просто хотелось быть поближе к ней. И я не смог придумать ничего другого. Знаю, вы сочтете меня слабаком, но… вы ведь знаете ее? В смысле, вы когда- нибудь видели ее?
Барнс не ответил. Он вертел в руках карточку — ту, что я дал ему, — и, приподняв бровь, вопросительно смотрел на Майка. Я не оборачивался, но спиной чувствовал, что все это время Майк был чем-то занят.
— Гласс, — послышался чей-то голос. — Все сходится.
Какое-то мгновение Барнс сидел, поджав губы, а затем принялся смотреть в окно. Если бы не часы, то можно было сказать, что в комнате поразительно тихо. Ни телефонных звонков, ни клацанья печатных машинок, ни обычного городского шума с улицы. Должно быть, окна тут были с четверным остеклением.
— А О’Нил?
Я постарался принять вид побитого котенка:
— Что О’Нил?
— Откуда вы узнали о нем?
Я пожал плечами:
— Из папки, откуда же еще. Я же вам сказал: я прочел бумаги. Хотел выяснить, что с ней могло случиться.
— Почему же было не рассказать мне все с самого начала? К чему была вся эта хренотень?
Я поднял глаза на Карлов и рассмеялся:
— С вами не так-то просто встретиться лично, мистер Барнс. Несколько дней я пытался до вас дозвониться. Но мои звонки переводили в визовый отдел. Наверное, они решили, что я пытаюсь заполучить «грин-карту». Женившись на американке.
Последовало долгое молчание.
На самом деле более дурацкую историю придумать было трудно, но я ставил — признаюсь, рискованно — на «крутизну» Барнса. Я углядел в нем самонадеянного мачо, застрявшего в чужой идиотской стране, и понадеялся на его твердую убежденность в том, что всё вокруг — такой же идиотизм, как и мой рассказ. Если не больший.
— А с О’Нилом вы пытались проделать то же самое?
— По информации Министерства обороны, человек с такой фамилией в их штате не числится, а насчет пропавших людей, мол, лучше официально обратиться в полицию по месту жительства.
— Что вы и сделали?
— Что я и попытался сделать.
— В каком участке?
— Бэйсуотер. — Я знал, что проверять они не будут. Барнсу просто хотелось посмотреть, насколько быстро я отвечу. — Полиция сказала, что мне надо подождать несколько недель. Похоже, они считают, что Сара вполне могла найти себе еще одного любовника.
Я был страшно доволен своей версией. Знал, что он клюнет наверняка.
—
— Ну… — Я постарался покраснеть. — Хорошо. Просто любовника.
Барнс кусал губы. Я выглядел таким жалким, что ему ничего не оставалось, как поверить мне. Лично я бы себе точно поверил, а уж кому-кому, а мне не так-то просто угодить.
Наконец он принял решение:
— Где сейчас папка?
Я с удивлением посмотрел на него, якобы не понимая, с чего это вдруг какая-то папка может кого-то заинтересовать.
— Там же, в галерее. А что?
— Как она выглядит?
— Ну, как сказать… галерея как галерея. Картинная.
Барнс сделал глубокий вдох. Судя по всему, я ему надоел до чертиков.
— Как выглядит папка?
— Обычная папка. Картонная…
— Иисус — Мария! — простонал Барнс. — Какого она цвета?
Я на секунду задумался:
— Желтая, кажется. Да, точно. Желтая.
— Майк. По коням.
— Минутку… — Я попытался было встать, но один из Карлов оперся на мое плечо, и я сразу же передумал. — Что вы собираетесь делать?
Но Барнс уже вернулся к своим бумагам. Он даже не взглянул в мою сторону.
— Поедете с мистером Лукасом в вашу контору и передадите ему папку. Вам все понятно?
— И какого черта я должен это делать? — Я не знал наверняка, как в таких ситуациях ведут себя галерейщики, но решил немного покапризничать: — Я пришел к вам для того, чтобы выяснить судьбу одной из своих служащих, а вовсе не для того, чтобы вы копались в ее личных вещах!
Дальше все получилось так, будто он вдруг глянул в свою повестку дня и увидел, что последним пунктом там значится: «показать всем, какой я крутой мужик».
— Послушай, ты, пидор сраный!
На мой взгляд, он явно перегнул палку. Честное слово. Карлы послушно замерли: полюбоваться всплеском начальнического тестостерона.
— Две вещи. Во-первых. Пока мы не увидим папку своими глазами, мы не можем знать, ее это вещь или наша. Во-вторых. Чем охотнее ты будешь делать то, что я тебе, мать твою за уши, говорю, тем больше
