26
– Ах, как все запуталось! – горестно покачала головой пани Махачкова. – И кто бы мог подумать… Но так уж, Честик, заведено. По-другому и не бывает. Нет, не бывает – и все тут! – пессимистически заключила она.
Было еще не так поздно, около половины девятого, и в зале за стеной шла дискотека. Мы говорили вполголоса.
– А в шутке-то, пожалуй, была доля правды, – произнес задумчиво Добеш, – я ему сегодня после обеда весь телефон оборвал. Пропал, просто-таки испарился.
– Не может быть, – зашептал Гертнер. – Почему именно Бонди?
– Все так странно, – пожал плечами Богоуш Колда, – с одной стороны, я ничего не понимаю, а с другой – абсолютно ничему не удивляюсь.
– Точно, – кивнул я, – со мной тот же случай.
– Ну, да вы же и проходите по этому делу на пару, – вежливо заметил Бубеничек.
Добеш, Колда, Гертнер, Бубеничек и я – в таком составе сидели мы в тот вечер в «Ротонде».
– Когда я в последний раз говорил с Грешным… – начал я. – Это было сегодня утром, в общем, до обеда. Он делал такие странные намеки.
– Какие? – заинтересовался Бубеничек.
– Да вот на Томаша намекал, – сказал я, – на его статьи о Зузане в «Подружке».
– Ну да? – сглотнул Том.
– Смотрите-ка, – обрадовался Добеш.
И напрасно, так как я тут же добавил:
– О тебе он тоже говорил. Что, мол, ты собираешься жениться, а главное – о Зузанином контракте.
Это подействовало – Добеш мгновенно помрачнел и взорвался:
– Какая чушь! Они хотят нас поссорить, вот и провоцируют!
– Зачем, – деловито возразил Бубеничек, – зачем бы им это делать?
– Потому что они ничего не знают, – вырвалось у Добеша, – и надеются, что кто-то из нас проговорится!
– А кто может проговориться? – невинно осведомился Бубеничек.
– Не цепляйся к словам, – проворчал Добеш. – Послушайте, а что, если нам восстановить день за днем Зузанину последнюю неделю? С позапрошлой субботы до дня ее убийства.
– Идет, – кивнул Богоуш.
– До воскресенья мы были в Либерце, так что Зузана все время была у нас на глазах.
– И ничего такого не случилось? – спросил Том.
Колда покачал головой.
– Стойте, – поднял палец Добеш, – чтобы нам ничего не упустить… Богоуш, как насчет вечера накануне нашего отъезда из Либерца?
Колда покраснел:
– Ерунда.
Добеш, адресуясь ко мне, пояснил:
– Все же для порядка: Зузана не пускала Богоуша к себе, и он говорил, что у нее там кто-то есть.
Богоуш заерзал на стуле:
– Она сама мне сказала, что не может меня впустить. Что у нее важная встреча.
– Она сама тебе так сказала?
– Ну да, только могла это выдумать, – покорно объяснял Колда, – может, это была отговорка, чтобы от меня избавиться, потому что я был пьян.
Я про себя отметил, как поспешно увильнул Добеш от разговора о Зузанином заграничном контракте и до чего ловко подставил Колду.
– А Бонди был тогда с вами в баре? – настороженно спросил Томаш Гертнер.
– Не-ет, – протянул Добеш, – Гуго никогда допоздна не засиживается. Ранняя пташка!
– Ты думаешь… – Бубеничек, который до того почти не вмешивался в разговор, тревожно поднял брови.
– Да, – ответил я за Томаша, – эта возможность не исключается, во всяком случае, стоит ее обмозговать.
– Но Бонди толстый и противный, – трезво заметил Томаш, – что в нем могла найти Зузана?
– Монеты, – подсказал Богоуш, – меня, например, Зузана… извини, Честмир, – Колда виновато покосился в мою сторону, – укоряла за то, что я все время без гроша. Как-то… было дело… ей даже пришлось заплатить за меня, – Колда усмехнулся, – так потом она три дня со мной не разговаривала.
