– Каковы будем мы тогда?! – воскликнул он. – Мягкосердечие здесь неуместно, ибо еретиков следует карать, тем паче таких еретиков, что укрепились в монастыре в злонравии и попустительстве действу дьявольскому.
Тем временем монахи не выказывали слабодушия. Более того, в ответ на залп корабельных орудий монастырские бомбардиры ответили слабым, но метким выстрелом из единственной пушки, пробивши борт “Седрикуса”.
– Забросайте их ядрами! – велел рассерженный Баффельт. “Седрикус”, не дожидаясь приказаний, двинулся к острову, попутно обстреливая его. За “Седрикусом” устремился и “Хризнульф”; Бофранк испросил у грейсфрате зрительную трубу и отчетливо увидел, как ядра дробят скальный камень и разносят в щепки причал. Врезанные же в скалу ворота монастыря покамест оставались невредимыми.
– А хитро устроено, – сказал Альгиус. – Пожалуй, что без десанта ворот не сломать.
Капитан “Хризнульфа” словно услыхал слова толкователя и велел спускать шлюпки, которые тут же двинулись на веслах к берегу. В шлюпки погружены были небольшие осадные мортиры и легкие орудия на колесных станках, каковые могли пробить ворота прямой наводкою.
– Что же мы стоим?! – воскликнул Альгиус. – Вон спускают еще одну шлюпку, поторопимся же!
Бофранк имел при себе лишь шпагу и кинжал, а толкователь и вовсе был безоружен, но оба тут же бросились в шлюпку, расталкивая грузившихся туда латников.
– Предвижу, что штурм окажется не из легких, посему солдаты не станут чиниться с монахами, когда окажутся внутри, – пропыхтел Альгиус, занимая место на скамье. Ему было сунули весло, но вовремя разглядели благородного хире (каковым Альгиус, однако же, не был) и пустились в извинения.
– Ништо, – сказал Альгиус. – Плывите резвей.
События на берегу, куда уже добрались первые из спущенных на воду шлюпок, складывались тем временем довольно плачевно для нападавших. Монахи поражали латников меткими выстрелами из окон- бойниц, пробитых в скалах, и атака захлебнулась, едва начавшись. Спаслись лишь те, кто укрылся за выволоченными на песок лодками; теперь они готовили мортиры.
Когда нос шлюпки со скрипом уткнулся в берег, Бофранк перемахнул через борт и, сделав несколько шагов, резво укрылся за большим камнем, торчавшим из песка. Рядом нашли прибежище Альгиус и некий молодой латник с выпученными от азарта и страха глазами.
– Дай-ка, – потребовал Бофранк и бесцеремонно вырвал из его рук мушкет. То было оружие тяжелое и грубое, ни в какое сравнение не шедшее с многострельным пистолетом субкомиссара, обретавшимся ныне в морских глубинах, но все же в стрельбе Бофранк был сведущ. Осторожно выглянув из своего укрытия, он отыскал среди серого гранита едва заметную узкую стрелковую щель и даже разглядел в ней лысую голову монаха, изготовившегося к стрельбе. Первый же выстрел поверг защитника монастыря внутрь – то ли раненым, то ли убитым наповал.
Над головою свистели ядра. Монахи отвечали редкими выстрелами из довольно небольшой, судя по причиняемым повреждениям, пушки. Однако постоянный и меткий огонь из сокрытых бойниц не позволял приблизиться к воротам. И тогда корабельные пушкари перенесли весь огонь на них самое, в результате чего вначале отбили каменный козырек, прикрывавший вход, а потом выбили ворота напрочь.
– Беги, братец! – велел Бофранк, суя латнику несколько золотых. – Беги и кричи что есть мочи: “Бей еретиков! Во имя господа!” Коли добежишь живым, тебе зачтется, а коли ранят, то и подавно.
Латник поморгал глазами, круглыми и белесыми, ровно у порося, и тут же исполнил просимое. Ничего нет действенней в атаке, как пример подобной героической глупости, и Бофранк тут же увидал, как вослед за латником из-за камней и лодок повыскакивали другие, устремляясь к воротам. Некоторые падали на бегу; бесформенные комья свинца, коим монахи палили из своих пищалей, и стрелы, пускаемые ими из луков, причиняли ужасные ранения, и крики раненых перекрывались хрипами и клекотом умиравших…
– Помните ли, что говорил вам?! – крикнул Альгиус в самое ухо субкомиссара. – Нам бы взять живыми настоятеля и кого-либо из присных его! Что проку в мертвых телах, кои, конечно, можно заставить разговаривать… но лучше беседовать с живыми!
Под угасавшим огнем защитников монастыря Бофранк и Альгиус вбежали в ворота, оскальзываясь на крови и выпущенных наружу внутренностях. Дорога была им знакома, посему Бофранк тут же устремился к келье настоятеля. Из-за поворота вывернул ражий монах с топором. У Бофранка не оставалось времени на маневр, и он попросту отмахнулся от монаха шпагою, хлестнув того лезвием по лицу. Монах с воплем отскочил и выронил оружие их рук.
Альгиус подобрал на ступенях чей-то палаш и теперь приглядывал за тылами. Без каких-либо затруднений оба добрались до двери в келью фрате Фроде. Шум выстрелов и лязг железа о железо по большей части доносились с верхних уровней, однако и тут лежало достаточно мертвых и впавших в беспамятство латников и монастырских насельников.
Толкнув дверь, субкомиссар обнаружил, что она заперта изнутри.
– Фрате Фроде! – крикнул он. – Отворяйте, если не хотите беды!
– Пусть я умру здесь, – глухо отвечали из-за двери.
– Вернутся солдаты и взломают вход, тогда смерть ваша будет ужасной…
– Я всю жизнь изнурял себя, зачем же мне бояться боли и страданий теперь, накануне смерти?
– Спор наш, возможно, интересен с философской точки зрения, но я имею честь предложить вам сделку. Затем я прибыл сюда, – вступил в разговор Альгиус. Субкомиссар с недоумением посмотрел на толкователя, ибо не мог угадать его намерений.
– Кто вы? – спросил в ту пору настоятель.
– Меня зовут Альгиус Дивор, я всего лишь книжник и гадатель, бывший школяр, нынешний пьяница и сластолюбец. Я один из тех, кто бежал из вашей темницы, и со мною субкомиссар Хаиме Бофранк. Доверьтесь нам, фрате!
– Хорошо, – неожиданно сказал Фроде. Заскрежетали петли, дверь отворилась, и Бофранк с Альгиусом поспешили войти внутрь.
