стадиона. Дальше утопали в вечерней дымке трубы многоэтажных домов. Отсюда не слышно было уличного шума и оттого казалось, что город погрузился в тишину и покой. На площадке прогуливалось много туристов. Щёлкали фотоаппараты. Сухопарая старушка, по всей вероятности американка, прицеливалась в подёрнутую дымкой панораму Москвы крохотным «кодаком».
— О, какой прекрасный вид! — то и дело восклицала она, обращаясь к своему спутнику, долговязому, розоволицему старику, обвешанному кино- и фотоаппаратурой.
Сопровождаемый молодым человеком, Рудник спустился к прикорнувшей у обрыва церквушке. Был канун какого-то религиозного праздника: на паперти скучало несколько старушек, из открытых дверей доносилось пение. Рудник и молодой человек вошли в церковь. С полдюжины старушек в чёрном у амвона отвешивали поклоны. У бокового притвора перед иконой Иверской богородицы теплилась лампада. В высоких подсвечниках потрескивала свечи. На вошедших никто не обратил внимания. Глядя в толстую книгу на пюпитре, краснощёкий, толстый священник с густой окладистой бородой читал ектенью. Голубоватый чад стлался над низкими сводами, с которых святые угодники, укоризненно подняв тонкий костлявый указательный перст, строго взирали огромными впалыми глазами на двух стоявших в углу у притвора грешников.
— Не знаете, где можно купить гвоздики? — спросил вдруг молодой человек, глядя прямо перед собой на царские врата.
Рудник замер. Все эти дни он ждал этого вопроса. А вот теперь растерялся. Ладони его вдруг стали влажными.
— Можно достать у знакомого, — еле слышно проговорил он наконец, вспомнив записку, которую две недели назад он изъял из тайника на Новодевичьем.
— Павел Рудник?
— Да.
— Меня зовут Ганс… Ганс Кушниц… — Молодой человек по-прежнему смотрел прямо перед собой. Лицо его было непроницаемо. — Вам привет от Кларка. Он вами доволен.
Дрожащей рукой Рудник достал из кармана пачку о Явы».
— Вы что! — сердито шепнул ему Кушниц. — Забыли, что мы в церкви. Возьмите себя в руки…
— Ах да… виноват, — пробормотал Рудник, поспешно пряча пачку.
Речитатив священника оборвался. Возникшую тишину нарушил хор. Плавное печальное многоголосье полилось под сводами. Высокие женские голоса улетали куда-то ввысь. Тоскливо и вместе с тем торжественно жаловались на тщету жизни басы. На мгновение Руднику показалось, что всё это происходит с ним не наяву. Кушниц, лики святых, выворачивающий душу хор. Какой-то дурной малярийный кошмар.
— Ваша информация о работе русских над новой ракетой оценена в Лондоне очень высоко, — продолжал вполголоса Кушниц. — Оплачена тоже. На ваш счёт в Цюрихе переведено двадцать пять тысяч долларов.
— Передайте от меня спасибо. — Рудник стал приходить в себя. Двадцать пять тысяч! Дали ровно столько, сколько он запросил. Пожалуй, он дал маху — нужно было бы запросить больше.
— Кларк интересуется, как вам удалось добыть эту ценную информацию?
Губы Рудника скривились в подобие усмешки.
— Очень просто. Двое учёных после приёма на улице, ожидая «Волгу», темпераментно спорили около моей машины, где я вроде спал, и они меня не видели. Мол, скоро Советский Союз станет недосягаемым… Сейчас ведутся работы над новым оборонительным антиракетным… Ну, я весь этот спор записал на свой аппарат.
— Любопытно… Дело в том, что англичане давно догадывались, что русские ведут испытания какого- то нового, вида ракетного оружия. Об этом они имели информацию из других источников. Предстоит узнать как можно больше об этом. Проводятся специальные мероприятия с вашим активным участием. После окончания операции вас перебросят на Запад…
На Запад!.. Это была давнишняя мечта Рудника. Запад! Конец страхам, постоянному риску. Против воли руки у Рудника затряслись. Наконец он мог бы воспользоваться, заработанными деньгами… А их накопилось немало.
— Нам необходимо как можно скорее приблизиться к тайне этой ракеты, — продолжал Кушниц. — У вас есть какие-нибудь соображения?
— Кое-что… немного. Правда, я сделал главное — узнал адрес института, где ведутся работы.
— Так… Это уже немало.
— Главное сейчас — найти в этом институте людей, которые согласились бы нам помочь…
— Согласен, — кивнул головой Кушниц. — По-моему, нужно действовать в двух направлениях. Первое — искать подступы к главе фирмы. Второе — нужных людей в его фирме. Впрочем, обе части задачи взаимосвязаны. — Он помолчал, разглядывая росписи на степах. — Значит, так. Прежде всего вам нужно почаще наведываться к институту. К самому зданию не подъезжайте. Впрочем, такие элементарные вещи вы должны знать. Ваша задача сейчас сблизиться с кем-нибудь из сотрудников института. Начнёте с того, что подвезёте кого-нибудь из института домой или в гости. Завяжете беседу. Может быть, пообещаете достать какую-нибудь дефицитную вещь. Впрочем, что вас учить: вы ведь знаете местные условия лучше меня.
— Да уж не первый год здесь живу, — пробормотал Рудник.
— Только никаких разговоров о деле. Прежде всего нам необходимо тщательно проверить нового знакомого. Без моего ведома не предпринимайте рискованных шагов. — Он помолчал, потом, искоса взглянув на Рудника, спросил вполголоса:
— Вам, конечно, понадобятся деньги… Сколько вам нужно?
— Тысяч пять в советской валюте.
— Получите в машине… О связи… Не пытайтесь вступать со мной в контакт по собственной инициативе. Если нужно, разыщу вас сам. А теперь пойдёмте…
Вот уже месяц, как Полонски прибыл в Москву и приступил к выполнению секретного задания. В Берлине с дедом настоящего Кушница ему пришлось туговато. Полонски, например, часто забывал, где лежат его вещи. И порой ему казалось, что дед смотрит на него уж слишком пристально. Но возможно, что это ему только казалось.
И в Берлине, и особенно здесь, в Москве, Полонски-Кушниц не мог избавиться от постоянно гнетущего страха. Ему казалось, что в Берлине дед Кушница догадывается, что имеет дело не с настоящим внуком, и если не показывает виду, наверняка по чьей-то подсказке. Каждую минуту Полонски ждал разоблачения. Он купил билет, распрощался с дедом и сел в поезд Берлин—Москва. Почему-то он был уверен, что возьмут его при проверке документов на границе. Он прочитал немало отчётов о мастерстве советских пограничников и границы ждал с ужасом.
Но и на границе всё обошлось благополучно. По прибытии в Москву тоже ничего не произошло. Полонски-Кушниц поселился в новом здании гостиницы «Националь», без особой необходимости старался не покидать номера. Ему всё казалось, что на улице он обязательно натолкнётся на знакомого настоящего Кушница, растеряется и наведёт на себя подозрение.
Первые дни в Москве Полонски-Кушницу казалось, что он живёт в странном, нереальном мире. Далёкий, чужой, враждебный для него город, ни одного знакомого лица. Странно, что столько лет он готовился к этой миссии, и всё равно она застала его неожиданно.
Полонски-Кушниц немного успокоился, когда оформление на работу в СЭВ тоже прошло благополучно. «Значит, действительно никто не догадывается о замене оригинала двойником», — подумал он.
Но чувство напряжённости не покидало его. Ведь ему предстояла ещё одна важная и опасная операция — выход на связь с Рудником.
Кто знает, может, Рудник уже давно арестован, и он, Полонски, угодит в засаду? Может быть, агент отказался от сотрудничества. Неуверенность в своих силах не покидала его. Да и потом он опасался Рудника: как бы он не сделал опрометчивого шага!
Вскоре Полонски-Кушница поселили в большом доме на Кутузовском проспекте, где жило много иностранцев. Вот здесь Полонски впервые увидел своего агента, когда вечером он привёз с работы Штрассера. Оказалось, что он живёт в соседнем подъезде. Кушниц несколько успокоился. Надо было найти хороший предлог для встречи с ним наедине.
