предстал кинематографический герой-любовник: крупное, сильное тело, ленивые движения, обезоруживающая улыбка, часто вспыхивающая на холёном лице с большими голубыми глазами, свидетельствовали, что он уверен в себе, в силе своего обаяния, что он привык нравиться женщинам. Очевидно, это был жуир, бабник, любитель вкусно поесть, сладко поспать, весело провести время. Всё на нём сидело как-то ловко, изящно — и зеленоватый пиджак из тонкой, переливающейся ткани, и коричневые брюки, и жёлтая рубашка с пуговичками на углах воротника. А галстук в косую узкую полоску был завязан очень тщательно. Несмотря на жару, Кухонцев был свеж, будто только что принял ванну, и сколько Рублёв ни присматривался к нему, он не мог обнаружить никаких следов волнения или страха. И Рублёв подумал, что этот человек, чувствуя за спиной почтенную, всеми уважаемую фигуру тестя, не боится никого и ничего. Он уверен, что ему помогут выпутаться из самой затруднительной ситуации.
И эта уверенность Кухонцева в собственной неуязвимости вызывала в Рублёве раздражение, как, впрочем, раздражала ленивость его движений, ленивость крупного, сильного животного, и безмятежное выражение лица, характерное для людей, не знающих тягот жизни, не обременяющих свой мозг ни абстрактными, ни конкретными бытовыми проблемами.
Но Рублёв подавил в себе это раздражение и, стараясь быть дружелюбным и непринуждённым, задал Кухонцеву несколько формальных вопросов: какой институт окончил, где работает, давно ли водит машину, хотя всё это было ему известно: накануне он навёл о Кухонцеве все необходимые справки.
Он работал младшим научным сотрудником научно-исследовательского института, получал сто двадцать; «мерседес» раньше принадлежал его тестю и перешёл к Вадиму Кухонцеву как свадебный подарок.
Кухонцев отвечал охотно, с видом человека, который и сам осознаёт свою вину, но относится к ней снисходительно и рассчитывает, что и другие отнесутся к ней так же. «Ведь всё это пустяки, — говорили его глаза. — И зачем столько хлопот и разговоров из-за таких пустяков? Смотрите, какой я красивый, какой обаятельный, неужели мне нельзя простить этой маленькой шалости?»
Рублёв догадывался, что его собеседник играет в парня милягу не только по привычке, но и с умыслом: инспектор ГАИ отобрал у него водительские права, и сейчас он надеялся, что вернут их ему без лишних хлопот.
— Вы ведь не первый раз нарушаете правила, — заметил Рублёв. — Вот и за рулём вас видели в излишне весёлом состоянии…
Кухонцев пожал плечами: мол, что поделаешь! — был такой грех.
— Случайно получилось, — пояснил он, улыбаясь, — был в гостях, ну, приятели уговорили.
Рублёв помолчал, разглядывая собеседника.
— Уж очень много случайностей, Вадим Леонидович… Случайно в нетрезвом состоянии за рулём, случайно несколько раз нарушали правила движения, случайно приторговываете тряпками и запчастями. Не много ли случайностей?
Последнего Кухонцев не ожидал: улыбка исчезла с его лица.
— Кстати, — продолжал Рублёв, — откуда вы всё это берёте? Детали к иностранным машинам, например, у нас не продаются.
— Ну зачем так грубо, капитан (Рублёв был одет в форму капитана ГАИ), — опять засиял улыбкой Кухонцев. — «Приторговываете». Просто уступил хорошим людям то, что мне было не нужно самому.
— Уступили? Но не бесплатно?
— Этого я не помню… Возможно, какие-то деньги друзья мне и дали. Просто решили, что принять бесплатно им неудобно.
— Возможно… — Рублёв сделал вид, что этот довод его убедил. — Ну, а откуда всё же вы сами добыли это ветровое стекло?..
Кухонцев деланно засмеялся:
— Товарищ капитан, ставите меня в неудобное положение. Друзья достали мне кое-какие запчасти просто так, желая сделать мне приятное. А теперь я их должен выдать? Мне просто неудобно… Поставьте себя на моё место.
— Поставьте себя на моё, — после небольшой паузы возразил Рублёв. — Дело в том, что за последнее время в Москве было несколько случаев угона машин иностранных марок. Их раздевали догола и бросали в лесу. Кто этим занимается? Не ваши ли великодушные друзья?
— Это исключено! — запротестовал Кухонцев. — У меня нет таких друзей. Они все порядочные, солидные люди.
— Допускаю. Но где ваши друзья могли взять эти запчасти? Согласитесь, не в магазине…
Кухонцев покусывал губы.
— Нет… нет… это исключено…
— А я такой возможности не исключаю. И поэтому вам придётся назвать фамилии ваших друзей.
— Но я не помню. — Он пожал плечами.
— Придётся вспомнить, Вадим Леонидович!
На лбу у владельца «мерседеса» проступили капельки пота. Дело принимало совсем неожиданный оборот. Он приготовился к нотации, штрафу, пересдаче правил уличного движения. Но только не к разговору на эту тему. Он вспомнил неприятное объяснение с тёщей, с женой. Угодил он в историю! Чёрт знает, чем она кончится. Как заботливый садовник бережёт цветущие яблони от холоден, так и Кухонцев беспокоился о своём хорошем настроении. Но в эти дни все как будто сговорились и непрестанно его угнетают. Может, назвать этому капитану фамилию Павла и тогда он отвяжется?
Но как ни беспечен был Кухонцев, он понимал, что делать этого не следует. А вдруг этот Павел достал детали незаконным путём? Тогда, пожалуй, привлекут к ответственности и его…
— Ну как, вспомнили?
Кухонцев опять сверкнул улыбкой:
— Ну хоть убейте, капитан, не помню…
— Хорошо. Тогда боюсь, что прав вам не видать… У нас есть все основания лишить вас годика на два…
Кухонцев остановил на Рублёве иронический взгляд.
— А вы, капитан, жестокий человек. Вы из тех, кому доставляет удовольствие делать гадость людям…
— Не будем говорить обо мне. Поговорим лучше о вас. Вам никогда не приходило в голову, что вы своим поведением бросаете тень на своего тестя? И если хотите знать, мы беспокоимся не столько о вас, сколько о нём.
— В этом мы разберёмся с ним сами.
— Разберётесь? Думаю, что для этого он слишком занят. А чем заняты вы?
— Я? — удивился Кухонцев. — Служу. Как исправный чиновник каждое утро хожу на работу. Ровно к девяти.
— Вот именно ходите! И только… Что-то никто из ваших товарищей не слышал о ваших трудовых подвигах.
Кухонцев поднялся, расправив ремень.
— Послушайте, капитан… Не слишком ли много вы на себя берёте? Как говорят англичане: «Mind your own business».[3]
— I’m afraid that this affair is not only yours, because it concerns your father-in-law.[4]
— О! — Большие глаза Кухонцева расширились. — Капитан ГАИ говорит на прекрасном английском! Уж не Оксфорд ли вы окончили, капитан?
— На вашем месте я не настраивался бы на весёлый лад, — заметил Рублёв.
Кухонцев сел, не сводя взгляда с Рублёва, достал пачку сигарет.
— Курить можно?
— Курите.
Кухонцев чиркнул красивой зажигалкой, выпустил облачко дыма.
— Что вы хотите, капитан? Чтобы я предал друзей?
— Можете называть это так. Я формулировал бы это иначе: помочь найти преступников.
