Этим утром – наверное, самым жарким за весь год – редактор программ новостей попросил Скотта зайти к нему в кабинет.
– Прикрой как следует дверь и приготовься выслушать несколько добрых советов, – сказал он, глядя на Скотта поверх целой горы папок и бумаг, наваленных на его столе. – Я знаю, что в прошлом году ты добивался одного хорошего места, но не получил его. Я знаю, что сейчас ты нацелился на другое. Я знаю, что тебе назначено собеседование, и знаю, где именно, так что не пытайся отрицать. – Он протянул Скотту через стол картонный стаканчик с уже остывшим кофе. – Мне бы хотелось, чтобы ты делал все это не за моей спиной, а с моей помощью. По крайней мере, если парень с местной телестанции пробьется на солидное место в большом телевидении, для нашей станции это будет только хорошо. – Он отхлебнул из своего стаканчика и поставил его на стол. – Чтобы получить это место, Скотт, ты должен четко уяснить себе, какой образ ведущего им нужен.
Скотт промолчал.
– Там нахрапом не возьмешь, Скотт. И настырно совать нос во все щели тоже нельзя. Так поступают все, кто метит на это место. А большому телевидению нужно нечто особенное. Человек, который выглядел бы так, будто он, подстреленный, израненный, целый день полз через минные поля, чтобы передать донесение. Так что постарайся выглядеть не таким чистюлей, как сейчас. А с другой стороны, не годится и представать перед ними слишком уж растерзанным: им нужен не Уолтер Хастон, а некто наподобие Роберта Митчема, только помоложе, умытый и причесанный, жизнерадостный и располагающий к себе.
– Не думаю, чтобы им нужен был слегка потрепанный плейбой, – возразил Скотт. – Они хотят иметь профессионального журналиста высокого класса.
Взгляд редактора стал слегка циничным.
– Они слишком высоко ценят свое время и аппаратуру, чтобы жертвовать ими просто ради хорошего журналиста, – заметил он. – Для того чтобы подвигнуть их на это, требуется нечто менее осязаемое.
– Но им нужно и кое-что еще, – ответил Скотт спокойно. – Одно качество, которое есть и у тебя, и у меня.
– О чем ты?
– О преданности делу, о призвании. Ведь мы с тобой любим эту работу. Ты сам не променял бы ее ни на какую другую. Ты даже чувствуешь себя немного виноватым оттого, что получаешь от нее такое удовольствие. Ты работаешь по четырнадцать часов в сутки семь дней в неделю потому только, что считаешь важным, чтобы люди знали, что происходит в их мире.
Джейк рассмеялся:
– Когда получишь это место, можешь пригласить меня выпить.
Через неделю после собеседования Скотта на большом телевидении Джейн, войдя в свой кабинет, обнаружил бутылку отличного шотландского виски, стоящую прямо на разбросанных по столу бумагах.
Пятница, 26 августа 1966 года
Перышко – обыкновенное сизое голубиное перышко – слегка пощекотало бедра Миранды. Она сонно вздохнула. Они с Адамом прекрасно провели послеобеденное время.
Секрет всегдашнего успеха старшего из братьев Грант на сексуальном фронте был достаточно прост: он подолгу ласкал, поглаживал и массировал тело партнерши перед тем, как перейти к более серьезному делу; только убедившись, что она полностью расслабилась, он сам вступал в игру. Постепенно он узнавал, где и как ласкать женщину, чтобы ей это нравилось. Вначале он подстраивался под нее, а потом внезапно проделывал что-то, чего она не ожидала, или заставлял ее испытывать какие-то абсолютно новые ощущения.
Подбросив перышко в воздух, Адам подул на него, и оно, немного попорхав, опустилось на пол. Адам потянулся.
– Похоже, будет гроза, – пробормотал он. Миранда выскользнула из постели и подошла к окну.
Высунувшись наружу, она глубоко вдохнула воздух, напитанный ароматами розмарина и эвкалипта, и взглянула на дальние кобальтово-синие горы, откуда к побережью приближалась летняя гроза. Освещение менялось, как в театре: обычно ослепительно яркое небо Прованса потемнело, сделалось серым, потом залилось мрачным пурпуром.
Мгновение стояла настороженная тишина, в которой не трепетал ни один лист; затем два добела раскаленных зигзага распороли небо. Секунду спустя мощный грохот раскатился по всему миру, и на землю обрушился ливень. Миранда видела, как пыльная черепица средневековых сарасанских крыш вдруг загорелась яркой охрой, заблестела оранжевым, оттенилась коричневым, но только на миг – сплошная стена дождя заколыхалась перед окном серым занавесом, стирая все цвета.
Миранда нахмурилась: как некстати этот ливень! Она запланировала провести ежегодное заседание руководства „КИТС' по коммерческим вопросам здесь, в Сарасане, во время уик-энда, и его участники, для которых она забронировала номера в местных гостиницах, должны были вот-вот подъехать.
На этом заседании, проводившемся как раз перед началом самой главной коммерческой компании года – подготовки к Рождеству, надлежало выработать генеральную линию и ценовую политику в отношении новых товаров. Миранде нравилось проводить такие заседания, но здесь был один неприятный момент: она не любила произносить речи. „Надо бы еще раз прорепетировать мое выступление', – подумала она, закрывая окна и сдвигая кремовые гардины из плотного льна. Потом она зажгла лампы, и их свет весело заиграл на золотисто-желтой обивке кресел и такого же цвета шелковом одеяле, на котором лежал обнаженный Адам.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Уже почти пять. Через несколько минут сюда набьется куча народу.
– Не понимаю, почему мы не можем открыто спать вместе? – немного обиженно спросила Миранда.
– Потому, что мы не женаты, – ответил Адам, – а я не граф.
– Я не собираюсь выходить замуж в угоду Ба.
– Подожди еще немножко, осталось недолго, – Адам произнес это весьма решительно. – Сейчас я слишком занят делами „СЭППЛАЙКИТС'. Но знаешь, прежде чем уйти, мне хотелось бы обсудить с тобой еще
